Много открывалось там запредельной красоты, никогда не повторяющейся: иногда мрачной, иногда светлой, кроткой, но всегда - новой... Солнце сильное, ветер, волна. И волна - целая водяная огромная гора - бъёт о борт, а верхушку её срывает ветром, швыряет на палубу. И миллиарды жемчужин, светящихся, сияющих, всю палубу осыпают - вся она в жемчугах сияет! И всё это перекатывается, движется, качается, переливается. И опять корабль взлетает. И опять верхушка новой волны сорвалась, обрушилась на палубу. И бабах! - рассыпалось всё, раскатилось. Всё - огромная дышащая стихия, грозная, прекрасная, всё - в сиянии солнца и брызг. Я просто по-мальчишески обалдевал от этого: такой это был великий восторг! ...И велико было благоговение перед стихией, почтение к красоте её и силе. Ни с чем это несравнимо...
Или выходишь вечером на палубу в штиль - всё совсем другое уже, другая совсем красота вокруг. Длинная светящаяся дорожка, похожая на лунную, тянется от винта и уходит за горизонт, в небо: планктон в ночи светится поднимается винтом и фосфорицирует. И когда это при полной луне, смотреть на такую красоту можно бесконечно... Не случайно, видно, человека тянет к природным стихиям - к огромной воде, к большому огню.
Я вообще фантастически влюбляюсь в то, к чему прикасаюсь. А тут, на судне, всё было дорого - к этому лежала душа!.. Начав с машинного отделения, я, надо сказать, сделал очень быстро корабельную карьеру - через год из машинного отделения перешёл в электрики и вахту стоял уже в ЦПУ. Это - центральный пост управления, где много света, приборов и где мало шума. И мне предрекали большое будущее, связанное с морем, флотом. У меня на руках вскоре было направление в Высшее мореходное училище. Но тут случилось несчастье: в Охотском море мы попали в десятибалльный шторм. Большое было обледенение. Много ребят, моих товарищей, тогда погибло. Очень много... Семьдесят с лишком человек легло на дно. Навсегда.
Обледенение - это страшная штука. Волна, захлёстывающая палубу, тут же застывает. Сейнера уходили кверху килем из-за ледовых наростов на палубе. Корабль покрывается льдом, тяжелеет, оседает, идёт ко дну. Рубит и колет этот лёд вся команда, ночь ли - день ли... Привязывали себя, чтобы не сорвало волной за борт, и долбили, сбивали лёд без отдыха, без сна. А его становится больше и больше с каждой новой волной... Судно, на котором был я, выдержало. Но четыре сейнера на дно ушло. С невероятным трудом удалось нам выстоять, выбраться из ледяных оков.
На берегу нас уже похоронили. Знали во Владивостоке, какая беда там у нас разыгралась. И когда я всё же сошёл живым на берег, на причале стояла мама.