— И тебе никогда не бывало страшно?
Ответом был принужденный смех.
— Я этого не говорил, не так ли?
— Нет, не говорил.
Он смотрел на долину. Солнце стояло высоко. Его лучи проникали сквозь густые ветви, отчего все вокруг казалось золотистым.
— Странная эта штука — война, — сказал он очень тихо.
— По-моему, это слишком мягкое определение.
В тишине над ними запела птица.
Кэрри слегка нахмурилась.
— Лео? Ведь этого не может быть, правда? Я имею в виду то, что ты просто развлекался на войне.
Он долго молча курил, думая о чем-то своем, потом нехотя ответил.
— Нет. Разумеется, нет. Это была чудовищная война. Все, кто прошел через нее, побывал в кровавой мясорубке. Но, Кэрри, на войне пришлось учиться выживать. — Он задумался. — Адаптироваться к обстановке, что ли. Либо ты ее, либо она тебя.
— Да, — согласилась она.
— Вот я и приспособился к ней. Я научился получать преимущество и сохранять его за собой. Я даже научился получать наслаждение от опасности. — Он усмехнулся. — Видишь ли, моя дорогая кузина, риск, опасность могут возбуждать, как наркотик. Чем больше принимаешь, тем больше хочется.
— А что конкретно ты делал?
Он пожал плечами.
— Все. Не раз пересекал линию фронта. Перенос боевых действий на территорию противника — кажется, так это называется на военном языке. — Он саркастически улыбнулся. — Соблюдая максимум осторожности и, разумеется, ночью. Если ты помнишь, я всегда избегал толпы. Я очень быстро понял, что не отношусь к тем, кто может ползать на брюхе по ничейной земле с офицерским револьвером и кучкой перепуганных новобранцев. Когда по ту линию фронта тебя поджидает неприятель с пулеметами, то ты ничего не добьешься, а только угробишь и себя, и других. Я понял, что могу тихо и спокойно убирать противника, не применяя огнестрельного оружия, что среди ночи срабатывает значительно эффективнее. Скажем так, большую часть войны приходилось воевать не только оружием, но и головой.
Она поймала себя на том, что разглядывает его мускулистые руки с длинными гибкими пальцами, спокойно лежащие на столе — неужели они убивали в тиши ночи? Об этом он сейчас говорил? На мгновение она попыталась представить себе жестокость происходящего. Но не смогла.
Он налил ей вина.
— Что же ты решила?
Кэрри вздрогнула от неожиданности — погрузившись в задумчивость, она не слышала его вопроса.
— Что ты спросил?
— Что ты будешь делать? С Артуром?
Она посмотрела с искренним удивлением.
— Ничего, — просто ответила она. — А что я могу предпринять? Ничего уже не изменишь… Закончу с делами и тогда, — одна мысль об этом тяжелым грузом легла ей на сердце, — и тогда, я полагаю, вернусь домой.