– Хорошо бы сразу в Петербург, – брякнул Порошин. – Столица империи… Я там учился…
Ленгле кашлянул и напустил на себя безразличный вид.
«Разъедусь с женой… дам ей столько, чтобы она оставила меня в покое… Буду жить с Варенькой, и баста… Какие у нее ножки, какие глазки! Этот осел Порошин только о карьере и думает… За лишний орден удавится, хотя я тоже не против орденов… но Варенька, однако же, лучше…»
«Вот сухарь немецкий, – мрачно думал Порошин, – небось только и думает, как бы меня объегорить, когда мы раскроем дело… Хорошо этим прокурорским! Следователь делает всю грязную работу, а они знай снимают сливки… Мне бы только в Петербург перебраться, я на все согласен, чтобы его рожу больше не видеть…»
Тут, однако, охотников делить шкуру неубитого медведя прервали, потому что явился служащий и принес телеграмму.
– Из Петербурга… срочная…
Ленгле удивленно приподнял брови, взял телеграмму и распечатал ее, после чего как-то старчески крякнул и протянул текст Порошину.
Следователь прочитал телеграмму, удивленно заморгал и на всякий случай прочитал еще раз, но текст остался ровно таким же и ни на знак не переменился.
– Что это такое, Клеменс Федорович? – возмутился Порошин. – «По делу Колозина ничего не предпринимать», «ждать приезда следователя по особо важным делам», «выполнять инструкции, которые он привезет»? Да за кого они нас держат?
– М-да, – вздохнул его собеседник. – Крупное дело, сударь, оно, как тарелка варенья. Всякая муха так и норовит к нему приложиться.
Следователь вытаращил глаза. Он и раньше замечал, что сухарю Ленгле присуще своеобразное чувство юмора, но не ожидал, что товарищ прокурора рискнет высказаться столь прямо.
– Но… Клеменс Федорович! У нас в губернии есть свой следователь по важнейшим делам, если уж на то пошло… Почему Петербург? Зачем присылать к нам не понять кого? Возьмите меня или хотя бы вас: мы знаем в уезде всех помещиков, их семьи, знаем, кто на что горазд… А следователь из Петербурга, что он будет делать? И вообще это… Это вмешательство в нашу юрисдикцию, между прочим!
– О, я вижу, вы намерены сопротивляться, – усмехнулся товарищ прокурора. Он подошел к окну и, заложив руки за спину, смотрел на заснеженный двор. – Послушайте моего совета, Порошин: даже не пытайтесь. Я служу дольше вас, и на моей памяти это первый случай, когда человека присылают из Петербурга – а ведь, между прочим, у нас тут всякое бывало. Случались и преступления, по сравнению с которыми убийство студента – так, сущие пустяки, и, однако же, в столице никто по этому поводу даже не шелохнулся.