– Ну, пока еще ничего не окончено, – протянула Амалия, и ее тон и сверкнувшие золотом глаза заставили Ломова невольно насторожиться. – Я вхожа к ним в дом, Павел Антонович весьма со мной любезен… Впрочем, мы, кажется, обсуждали, кто из гостей показался мне подозрительным?
– Именно так.
– Ну, мистера Бэрли можно сразу же вычерк-нуть, – решительно сказала Амалия. – Он приехал незадолго до Колозина и совсем ничего о нем не знал. Кто еще был на вечере… Николай и Евгения Одинцовы? – Она нахмурилась. – Знаете, Сергей Васильевич, вот с Николаем Одинцовым не все так гладко. Весь ужин он избегал встречаться с Колозиным взглядом, и на его лице появлялось скептическое выражение, когда тот говорил.
– Причина?
– Не знаю. Но я бы сказала, студент ему определенно был неприятен.
– А что насчет Федора Меркулова? – спросил Сергей Васильевич.
– Почему вы задали вопрос именно о нем?
– Потому что он военный и умеет обращаться с оружием, например. А еще, сударыня, он человек с клеймом.
– Вы, кажется, на меня в претензии за что-то, – заметила Амалия после паузы.
– И не только я, сударыня, но и наше начальство. Вы должны были договориться с Анной Тимофеевной о содействии нам взамен на частичное списание ее долга по имению, а в результате нам пришлось аннулировать весь долг и к тому же вернуть из ссылки ее сына.
– К сожалению, – довольно сухо промолвила Амалия, – она не соглашалась на другие условия, а время поджимало.
– Нет, – Ломов покачал головой. – Это вы ее надоумили, госпожа баронесса. Как человек, я не осуждаю вас: вам просто стало жаль эту обреченную старуху. Но как агент особой службы…
– Видите ли, Сергей Васильевич, в чем дело, – промолвила Амалия. – Нельзя заручиться чьей-то поддержкой, делая добро наполовину. Или целиком, или никак. Чтобы человек поверил вам, нужно снять с его шеи петлю, а не слегка ее ослабить. Я ясно выражаюсь?
– Только не надо подводить аморальные принципы под свое доброе сердце, сударыня, – усмехнулся Ломов. – У вас это плохо получается.
Несколько мгновений, показавшихся бесконечными, два агента особой службы поедали друг друга глазами. В камине треснуло полено и рассыпалось снопом искр.
– На вечере Федор Меркулов едва обращал внимание на Колозина, – наконец промолвила Амалия тяжелым голосом. – Он был просто счастлив чувствовать себя в знакомой обстановке, среди людей, большинство из которых он знает с детства – хотя раньше, возможно, многие из этих людей его раздражали. Я отвечаю за свои слова: у него не было никакой причины убивать студента. То же самое относится и к его матери.