Официант принес меню в черной с золотом глянцевой обложке, и Оксана долго копалась, подробно выспрашивая о калориях, жирности, свежести и прочей ерунде. Официант терпеливо отвечал, пряча раздражение за дежурной улыбкой. В результате она заказала легкий летний салатик и рыбное консоме. Борис вспомнил, сколько в свое время заказала Василиса, и усмехнулся.
Заметив его усмешку, Оксана быстро пояснила:
– Я никогда много на ночь не ем. Вы ведь не любите толстых женщин?
Василису худышкой никто бы не назвал, и Борис вяло пожал плечами.
– Suum cuique.
– Что-что? – Оксана удивилась. – Это по-каковски?
У Бориса окончательно испортилось настроение.
– Латынь. Каждому – свое. Я часто разговариваю с дедом, а он любит украшать свою речь цветистыми выражениями. Вот я и привык. Простите.
– Ах, да, ваш дедушка академик. – Оксана выпрямилась, будто перед ней возникла его зловещая тень. – Я его знаю. Когда училась в университете, я его часто видела. Он тогда ректором был. Если честно, его все студенты боялись. От его взгляда у всех дрожь в коленках начиналась. Такое чувство, что он тебя видит насквозь.
– Дед очень проницателен, это точно. – Борис снисходительно на нее посмотрел, давая понять, что он проницателен не менее деда.
Оксана внезапно извинилась:
– Вам, наверное, дико слышать от меня просторечные выражения. Но я обычно так не говорю. Это я от волнения. Я так давно мечтала куда-нибудь с вами сходить. И вдруг эта мечта сбылась. Вот я и лепечу невесть что. Извините. Вам это ухо режет, я вижу.
Борис с удивлением на нее взглянул. Она оказалась не такой примитивной дурочкой, какой показалась ему поначалу. Хотя примитивные дурочки университетов, как правило, не кончают.
– Да ничего. Иногда это забавно. Освежает.
Оксана окончательно сконфузилась.
– Да что вы! Что тут может освежать?! Ладно бы вы с работягами не общались, а то каждый день по стройкам мотаетесь. Не думаю, что при виде вас наши рабочие латынь вспоминают. Скорее уж теплые русские слова. Которые не для печати.
– Всяко бывает. Но обычно сдерживаются. Я себе непечатных высказываний не позволяю. И они тоже.
– Не только поэтому. У вас порой взгляд тоже такой пронзительный, как у Ивана Ярославовича. Тоже страшновато становится.
Борис кинул на нее этот самый «пронзительный» взгляд. Она ойкнула.
– Вот-вот! Такое чувство, что вы все обо всех знаете. Неприятное чувство, надо признать.
Он тихонько хмыкнул. Провокационно поинтересовался: