На Джой было простое облегающее белое платье из атласа, выкроенное по косой. «В этом ты будешь казаться не такой долговязой», – заявила ее мать. Что касается Эдварда, то он двое суток носил на лице улыбку. Стелла затмила подругу, появившись в темно-синем платье с глубоким вырезом и украшенной перьями шляпе, заставив собравшихся дам, не разжимая накрашенных ртов, огрызаться друг на друга. Тетушка Марселла, специально прибывшая из Австралии, наступила на шлейф ее платья, потом свалилась, жалуясь на влажность. Отец слишком много пил, плакал и дал французскому шеф-повару в отеле «Пенинсула» такие щедрые чаевые, что мать лишилась дара речи на последний час приема. Но Джой было все равно. Она почти не отдавала себе отчета в происходящем. Лишь держалась за широкую веснушчатую руку Эдварда, как за спасательный плот, не в силах поверить, что после почти года молчаливых сомнений – в то время как мать высказывала их вслух – Эдвард вернулся, чтобы жениться на ней.
Джой понимала: дело не в том, что Элис не желает ей счастья. Не такой уж злой она была. Просто мать считала, что любой близкий контакт непременно принесет несчастье. «В первую брачную ночь, – серьезно начала она однажды вечером, когда они тщательно упаковывали приданое Джой в оберточную бумагу, – ты должна постараться… сделать вид, что ничего не имеешь против. Притвориться, что тебе это нравится. – Словно борясь с собственными воспоминаниями, Элис опустила глаза на шелковое белье, отделанное кружевами. – Им не по душе, если ты показываешь свое неудовольствие». На этом напутствия Элис к замужней жизни дочери иссякли.
Джой смущенно сидела рядом с ней, понимая, что мать попыталась дать ей какой-то важный материнский совет. У нее и в мыслях не было критиковать мать за это, напротив, она испытывала благодарность. Но как ни старалась, была не в состоянии соотнести материнский опыт со своим, когда у нее был Эдвард. Если отец, обычно нетрезвый, пытался обнять мать, она заметно вздрагивала и хлопала его по ищущим рукам. Сама Джой, проснувшись, всегда мечтала о том, чтобы Эдвард прикоснулся к ней.
Так что, когда наступила первая брачная ночь, Джой и не думала пугаться. Она уже давно жаждала преодолеть невидимую грань между посвященными женщинами и непосвященными, как она сама. Распаленная его долгим отсутствием, когда ей оставалось заполнять пустоту лишь смутными, беспокойными снами, она прильнула к нему с жадностью, почти не уступающей его страсти.
Разумеется, это было не идеально. Да она в точности и не знала, что значит идеально. Джой просто наслаждалась его близостью, погрузившись в удовольствие от прикосновения мужской кожи, под которой играли мышцы, от ее запаха и рисунка. Все это было желанным избавлением от принаряженной и припудренной женственности, до сих пор царившей в ее жизни. Джой нравилась энергия их соединенных тел и то, что страсть Эдварда к ней не приводит ее в замешательство. На следующий день, радостная и нисколько не смущенная своим новым состоянием, она встретила вопрошающий взгляд матери широкой, уверенной улыбкой. Но Элис, вместо того чтобы порадоваться за дочь, поморщилась и поторопилась уйти под предлогом, что ей нужно на кухню.