Однако в обществоведении еще сохранились (в начале книги я писал – «начали появляться») «оазисы» творческой мысли. Но все большее их число оказывалось в осаде, например институт Аганбегяна в Новосибирске. И определенные трудности переживал Институт мировой экономики и международных отношений АН СССР.
О последнем я хотел бы рассказать несколько подробнее. Зубы на этот институт точили давно. И не только потому, что там работало немало творческих, прогрессивных ученых. Институт и его тогдашний директор академик Н.Н. Иноземцев были ближе, чем многие другие, к политике, к людям, которые ее формировали. А потому казались консерваторам особенно опасными.
Но по-настоящему крупные неприятности разразились «под занавес» застоя – в 1982 году.
В самом начале года приключилась первая неприятность – был арестован заместитель директора ИМЭМО по хозяйственной части. Одновременно в институте начала работать комиссия по проверке хозяйственной деятельности. Вроде бы дело хоть не совсем обычное, но чисто хозяйственное, а не политическое. Вскоре стало известно, что расследуется вопрос о судьбе старой мебели, оставленной при переезде из старого здания в новое. Поскольку закон (странный, надо сказать, закон) запрещал ее реализовывать, то есть продать, кому-то отдать и т. д., то ее по акту уничтожали. А вот теперь возникли сомнения, не присвоил ли ее кто-то из руководства института.
В общем, это выглядело бы как рутинное дело, если бы расследованием не занимался следователь по особо важным делам прокуратуры (то ли союзной, то ли республиканской). Но никакого «компромата» на руководство института добыть не удалось, дело прекратили, заместителя директора освободили, он вернулся к исполнению своих обязанностей.
Вскоре, однако, выяснилось, что это был только пролог. Весной органы КГБ арестовали двоих молодых научных сотрудников института – Фадина и Кудюкина. Они входили в группу, занимавшуюся, в частности, распространением листовок, в которых критиковалась наша официальная версия событий в Польше, сочувственно оценивалась деятельность «Солидарности» и т. д., словом, по тогдашним понятиям, были диссидентами. Их обвиняли также в несанкционированной встрече с секретарем одной из латиноамериканских компартий, в ходе которой они «с диссидентских позиций» оценивали положение в СССР и политику советского руководства.
Арест диссидентов – сотрудников академических институтов не был в те годы таким уж из ряда вон выходящим событием. Обычно каких-либо тяжелых последствий для институтов и их руководителей такие случаи не влекли. Совершенно иной, беспрецедентный резонанс приобрело дело сотрудников ИМЭМО. Для проверки деятельности института была образована партийная комиссия во главе с членом политбюро В.В. Гришиным. В комиссию входили секретарь ЦК Зимянин, ряд ответственных работников ЦК и МГК КПСС. Работа комиссии явно преследовала цель ошельмовать деятельность института и его директора. Она «изучала» все: личные дела сотрудников, научную продукцию института, беседовала с членами дирекции и парткома, руководителями подразделений. Всем им задавались вопросы, можно ли считать произошедшее случайным, как они оценивают идеологическую обстановку в институте.