– Боже мой, Феденька… – прошептала она, прижимая руки к сердцу.
Мальчик удивился. Он никакой не Феденька. Федором звали его дядьку, старшего брата отца. Дядька жил во Владивостоке. Как могла бабушка их перепутать?
И тут Антонина Васильевна столкнула его с порожка, а сама начала отрывать брусок от пола.
Он шатался и ходуном ходил, но все-таки держался еще крепко.
– Баба, ты что? – испуганно спросил мальчик, трогая ее за плечо.
Антонина Васильевна отвела со лба разлохматившуюся седую прядку и села прямо на пол.
– Слушай, пошарь в сараюшке, не оставили мы какую-нибудь железяку, которой можно поддеть порог?
Мальчик часто моргал, глядя на нее и ничего не понимая.
– Там было кое-что спрятано, под порогом, – объяснила бабушка, и мальчик увидел, что у нее дрожат губы. – Давно… еще до войны. А я совершенно забыла об этом! И давай скорее, а то смеркается.
Мальчик вылетел из дома как на крыльях. Клад! Под порогом спрятан, конечно, клад! Да он как минимум сто книжек прочитал о таких случаях!
Что же там? Сокровища? И кто их зарыл? Пираты, будто у Стивенсона? Хотя пираты в Нижнем Новгороде – это вряд ли… Тогда это может быть клад Стеньки Разина!
Он вбежал в сараюшку и сразу ринулся к кучке угольной пыли – все, что осталось от солидного запаса топлива. Одно хорошо в новой квартире – топить печку не надо, а значит, не надо в мороз разбивать смерзшиеся угольные комья тяжелой кочергой. Ее, эту кочергу, так все ненавидели, что не взяли с собой в новое жилье. Даже отец, который подобрал все старье и нашел ему место в гараже, не польстился на кочергу. И вот сейчас старушка пригодится.
Мальчик вырыл ее из-под старого, заплесневелого матраса и, размахивая, словно штандартом, ринулся обратно в дом.
Бабушка улыбнулась при виде него и молодо вскочила:
– Ну, приступай!
Мальчик неумело толкал кочергу в зазор между порогом и полом.
– Дай-ка я, – сказала Антонина Васильевна.
Они поочередно орудовали кочергой, и вот наконец-то порог со скрипом отвалился, а из пола вылезли два длинных, толстых гвоздя.
– Вот это да! – с уважением сказал мальчик. – Вот это гвоздищи! Это костыли, а не гвозди.
Бабушка засмеялась странным, всхлипывающим смехом.
– Ну, Федька… – сказала она непонятно. – Ах ты, милый мой, родненький…
И, склонившись над темным, пахнущим сыростью провалом, извлекла оттуда что-то заплесневелое, черное, бесформенное. Толстый дождевой червяк тяжело шлепнулся на пол и тотчас заюлил к обжитому местечку. Разбежалась парочка мокриц.
Мальчик брезгливо передернулся, но тотчас вспомнил о кладе и решительно приблизился к бабушке, которая орудовала кочергой, разворачивая заплесневелую обертку.