На серебряный рукав хламиды садится шмель. Серебряный демон отгоняет его посохом.
– Все-таки, – говорит он, – ужасная у меня манера – рассказывать с самого начала, по порядку. Я, наверное, поэтому роман никак не могу дописать, уже пятьсот страниц, прикинь, правда, четырнадцатым кеглем, но все равно до фига, а к сути только-только начал подбираться, какой-то Томас Манн, прости меня Боже… Я же совсем не о том собирался говорить, но, хоть убей, кажется, если я не расскажу про Бялобжеги и про мамины розы, и про театральный, и как мы с Ежи приехали в Краков на рассвете, шли по Миколайской, и я впервые увидел башни Мариацкого костела, окутанные утренним туманом, это уже будет не моя история, а какая-то куцая байка о чужой жизни. А я так не могу.
Я сочувственно киваю, серебряный демон прикуривает новую сигарету и продолжает.
– Мы как увидели эти башни в тумане, так и шли к ним и вышли на площадь Рынок. Я охренел, когда увидел, какая она огромная. У нас в Варшаве Старый Рынок крошечный совсем, и Замковая площадь ненамного больше. А тут! А еще рано утром, когда она совсем пустая – ну, вообще. Слов нет. И знаешь, так меня проняло, что я стал под Мариацким костелом и говорю вслух, как последний деревенский дурак: «Матерь Божья, ты уж помоги нам, пожалуйста, а то так жрать хочется, что переночевать негде», – и сам смеюсь, и чувствую, что Дева Мария тоже смеется где-то там у себя на небесах, хоть и старая шутка, а с Ней, наверное, мало кто шутит, а может вообще я первый. И Ежи ржет, говорит: «Да ты у нас добрый католик, кто бы мог подумать», – а я отвечаю: «Кофе нам с тобой надо выпить, вот чего». А ты учти, денег у нас – только на бензин, чтобы домой вернуться. Заработаем, или нет – это еще вопрос, так что договорились ни гроша не тратить. Но тут как-то, знаешь, почувствовали – все у нас будет хорошо, чего экономию разводить, тем более, кофе действительно надо выпить, сутки не спали, а работать собрались. Огляделись, все вокруг закрыто, рано же еще. Ежи сказал, на вокзал надо идти, он совсем рядом. И тут я вижу, красивая седая пани в красном платье слезает с велосипеда и открывает ключом дверь бара. И заходит. А дверь осталась нараспашку, и я туда сунулся. Спросил: кофе нам сварите, или еще закрыто? А она вздохнула, точно как моя мама, когда я ее прошу пирожки испечь – вроде как, лень ей хлопотать и недосуг, а на самом деле довольна, что ребенок пирожков хочет – и говорит: «Ладно уж, что с вами делать, сварю».
Я почти вижу, как демон улыбается этому воспоминанию под своей серебряной маской.