Современная индийская новелла (Чандар, Нарайан) - страница 167

— Почему я должен быть свободен? — И тут же осознал глупость своего вопроса.

Брат Тюремщик рассмеялся.

— Я получил распоряжение освободить вас. И с этого самого момента вы — свободный человек. Можете идти!

Свободный человек! А хочу ли я теперь выйти на свободу?

— Вам следует получить деньги на проезд. Что-нибудь возьмете с собой?

Он скатал постель. Под ней лежали рукописи некоторых моих рассказов. Сложив листки пополам, засунул их мне в карман. Потом взял меня за руку и вывел из камеры. Я постоял немного в цветнике, любуясь в последний раз своими розами. Еще одна сухая веточка перелетела через степу. Но Брат Тюремщик уже замкнул двери моей камеры.

И я вышел из тюрьмы. Массивные железные ворота с лязгом захлопнулись за мной. Я стоял на людной улице, с недоумением рассматривая красную розу, непонятно как оказавшуюся у меня в руке.

Когда дело касалось буйволов, папаша Осеф сразу же забывал обо всем. «Свихнувшийся буйволятник» — называли его крестьяне. Но на Каннана дивились все. Каннан — в нем вся жизнь Осефа. Серого цвета, крепкий, приземистый, с толстыми, загнутыми вверх рогами, глазами навыкате и величественным горбом, покрытым упругой кожей в складках, будто нанесенных вихрем, он и ходил как-то особенно — гордо, уверенно, словно сознавая свое превосходство. Каннан, казалось, понимал все, что говорил ему или даже думал Осеф.

Осеф никогда не касался Каннана кнутом. Он только поднимал его. Как и другие крестьяне, он не позволял себе кричать на буйвола. Разговаривал с ним как с другом. Каннан всегда был первым среди буйволов. Когда кончали вспахивать одну полосу поля, его не надо было заставлять двигаться к следующей. Он сам знал, как и что следовало делать. Случалось даже, что буйвол собирался было уже двинуться дальше, на другую полосу, а Осеф просил его остановиться.

— Хей, погоди маленько. Дай возьму пан[84]. Уж и во рту пересохло.

Услышав приказ хозяина, буйвол покорно останавливался. Пожевав пан, Осеф говорил: «Хум!» — и Каннан снова приступал к работе. Переходя с одного поля на другое, он осторожно переступал через гребень на краю борозды. Нигде вдоль этого гребня не ступало его копыто. Он знал: достаточно было одного шага, чтобы разрушить его.

Каннана, который все понимал с одного слова, не было нужды привязывать. После пахоты ему позволялось свободно пастись. Отпуская его, Осеф только напутствовал: «Хей, иди поищи, чем набить брюхо. Только смотри не польстись на бананы». И Каннан никогда не трогал банановых посадок или молодых кокосовых пальм, выращиваемых с такой заботой и таким трудом. Сломать их, он зная, было большей провинностью, чем боднуть или поднять на рога тех, кто за ними ухаживал. После работы Каннана тщательно отмывали от покрывавшей его пыли и грязи. Осеф неукоснительно следил за этим. Во время мытья Осеф всегда разговаривал с буйволом: