Однажды случилось вот что. За плугом оказался Пачан, сын Тхундаттила Келана. Осеф остался в этот день дома — его скрутила лихорадка. Он дал Пачану Каннана и его напарника. Если бы не буйволы Осефа, Келану ни за что бы не управиться со своим нолем. Вспахали одну полосу, начали следующую. И тут Пачан вдруг запел. Из-за спины Каннана неслось что-то похожее на скрип несмазанных дверей. Какая может быть песня у Пачана, если трудно найти более немузыкального человека, чем он? Но захотел — и запел. И все тут. Услыхав это жалкое мурлыканье, Каннан забеспокоился, сердито замотал головой. Однако Пачан ничего не замечал. Ему-то его пение, несомненно, нравилось — тот, кто поет плохо, никогда не слышит себя сам. Пел он непрерывно, не зная устали, все песни на одну мелодию. Каннана это раздражало все больше и больше. Улучив момент, он пребольно лягнул оскорбителя музыки. Три дня после этого отлеживался Пачан дома, не в силах подняться на ноги.
Почти двенадцать лет работал Каннан у Осефа. За эти годы много было и весенних и осенних урожаев. Деревья и травы обвевало жарой и прохладой. Вокруг произошло много перемен: низвергнуты и лишены власти владетельные князья, новое правление пришло на смену старому. А для Осефа наступило время, когда он вынужден был продать своих любимых буйволов. Он уже заложил рисовое поле — самое дорогое, что у него было. Нет, он не хотел этого. Просто не нашел другого выхода. Он был отцом, любящим отцом, а дочери его приспело время идти замуж. Три тысячи рупий запросила в приданое за его дочерью семья жениха. За тысячу пятьсот заложили поле. И в конце концов на эту сумму, может быть, и согласились бы жених и его семья, но предстояли еще огромные расходы на устройство свадебных торжеств и приобретение подарков. Вот и не оставалось ничего другого, как продать дорогих его сердцу буйволов.
Двадцать с лишним лет трудился Осеф в поте лица день и ночь. Он слыл хорошим хозяином в округе. А чего добился в конце жизни? Волосы его поседели, лицо покрылось морщинами, глаза стали слабыми. Ревматизм мучил его все больше и больше. Руки его так загрубели, что и самым острым ножом вряд ли удалось бы их порезать. Он работал теми же мотыгами и тем же плугом, что были в ходу и пять тысяч лет назад. Почва почти полностью утратила былое плодородие. И нечем было удобрить ее. Осеф окончательно сдался. Время от времени он обращался к древним гимнам «Ригведы». Он возносил молитву богу воды и богу ветра, заклинал горы и облака, прося помочь спасти его землю и отдалить конец. Но все молитвы и заклинания оказались тщетными. Только лавочники все сильней и сильней тянули из него жилы.