Басавараджа Каттимани
Шрам на щеке
И что я нашла в этом учитилишке Шиванне? Как подумаю, самой смешно становится.
Ну хоть бы красивый был! А то смотреть страшно. На левой щеке огромный шрам, уродующий все лицо.
Фигурой, может, взял? Куда там. Так, плюгавенький мужичонка, — худой, как щепка, и ростом де вышел.
Или одевается хорошо? Тоже нет. Застиранное анги[92], выцветшее дхоти, старая-престарая шапчонка наподобие той, какую носил Ганди.
Вечно потупленная голова. Прикованный к земле взгляд. Невеселое, хмурое лицо. Неторопливая походка. И такой молчун, слова не добьешься.
Утром, умывшись, наскоро выпьет чашку чая, поданную Маллеши, и отправится в свою школу. В одиннадцать — обед и снова школа. В пять возвратится и больше носа не покажет из своей комнаты. Другие учителя выйдут прогуляться, заглянут в чайную, соберутся у кого-нибудь в карты поиграть или просто поболтать, а он — никуда.
— Такого благовоспитанного учителя у нас еще не было, — говорят о нем в деревне.
— Смирный, как телок, — подмигивая мне, смеются женщины.
— Скоро год, как учитель у тебя живет. И чего ты теряешься? — спрашивают подруги.
А я только улыбаюсь в ответ.
Да и в самом деле, скоро уже год, как он приехал в деревню и поселился у меня в доме.
Его перевели к нам из какого-то дальнего талука[93]. Поначалу он совсем никого не знал в деревне, и первые два-три дня жил, говорят, в заброшенном храме. Вот тогда-то Маллеши и познакомился с ним.
Позднее Маллеши рассказал мне, что очень удивился, увидев учителя в пустующем храме.
— Почему вы ночуете здесь, господин учитель? Вы же не байраги[94]? Разве нельзя снять дом или комнату?
— Дом или комнату? — улыбнулся учитель. — К чему мне?
— Как так? Разве у вас нет жены, детей?
— Нет, братец. Один я.
— Все равно. А где вы еду готовите?
— Мало, что ли, места во дворе. Развожу огонь и готовлю.
— Но ведь вы все время заняты в школе, когда же вам готовить?
— Встаю пораньше и готовлю. Да много ли мне надо? Горстку вареного риса и овощей.
— Вот потому-то вы и тощий такой, как спичка.
— Что ж, по-твоему, лучше быть толстым, как бочка? — улыбнулся учитель.
После этого разговора Маллеши решил во что бы то ни стало подыскать учителю жилье. Когда он предложил сдать ему небольшую комнату, давно пустующую в нашем доме, у меня почему-то встрепенулось сердце.
— А сколько ему лет, твоему учителю? — спросила я.
— Так, лет тридцать… или немного больше…
У меня снова забилось сердце. Примерно таких же лет был и мой муж, умерший два года назад.
— Если учитель поселится у нас, он будет помогать мне в учебе, — уговаривал меня Маллеши.