Современная индийская новелла (Чандар, Нарайан) - страница 217

— Подавай в суд, — отрезал тот.

И снова началась тяжба. Умирающий сын и выскользающая из рук земля. Суд и сын — Ханумаппа просто разрывался на части. Состояние больного все ухудшалось. Встревоженный этим, Ханумаппа пропустил два судебных заседания, и суд принял решение продать его участок с аукциона. Защитники, зная, что Ханумаппе печем платить, отказались вести его дело.

Жаркий полдень. Ханумаппа сидел у постели больного сына. Сегодня продавали с торгов его участок. На душе было тяжело: поле, доставшееся ему от отцов и дедов, уходит в чужие руки. Басавва с раннего утра забилась в угол и тихо плакала там. А перед самым домом Ханумаппы, возвещая всей деревне об аукционе, бесновались бубны. Ханумаппе, неподвижно, как изваяние, сидевшему у изголовья больного сына, этот звук казался похоронным боем барабана. Ханумаппа сжал кулаки и до крови закусил губу. По его заросшим щетиной щекам катились слезы. «Дум-дум», — продолжали реветь бубны.

От их беспрерывного завывания находившийся в беспамятстве Рамаппа вдруг очнулся.

— Что это, отец? — еле слышно прошептал он.

— Это продают участок, — так же тихо ответил Ханумаппа.

— Чей участок? — озабоченно спросил Рамаппа.

— Наш, сынок, — едва выговорил старик.

— Ох, — вздохнул Рамаппа и попытался приподняться, но тут же уронил голову на подушки. Его ослабевшее сердце не вынесло потрясения.

И Рамаппы не стало.

— Рама! — вскрикнул Ханумаппа.

— Умер! Умер! — в голос зарыдала Басавва.

«Дум-дум», — бесновались бубны, заглушая вопль Басаввы.

Была у Ханумаппы семья и не стало. Вслед за сыном угасла и Басавва — не перенесла удара. Ханумаппа остался совсем один. Снова созрел хлопок. Ханумаппа сидел в тени дерева, чуть поодаль от участка, с которого столько лет сам убирал хлопок, и наблюдал, как теперь его убирали другие. Земля, которую его отец и дед неустанным трудом своим сделали мягкой и нежной, как пух, попала в чужие руки. Щедрая, как всегда, она снова красовалась в богатом и тяжелом наряде. И Ханумаппе вспомнились слова, которые, умирая, сказал ему отец:

— Эта земля — родная мать, сынок… Береги ее.

От этого воспоминания старику стало не по себе: живот свело от острой боли, к горлу подкатил комок. С поля доносился смех женщин, убирающих хлопок, и среди них — Ситалакшми. Любивший ее и веривший ей сын ушел навсегда. А она осталась, наложница и рабыня шанубхоги.

— У, потаскуха, — злобно сплюнув, проворчал Ханумаппа.