Кандидат провел рукой по волосам, которые за прошедшие восемь лет заметно поседели.
— Он пришел, и тут выяснилось, что он проанализировал ситуацию за период с момента написания докладной записки по сегодняшний день, хотя никто и не просил его об этом. И этот дополнительный анализ выглядел не просто мрачным. Он предвещал катастрофу. Если он соответствует действительности, то в первую неделю сентября начнется забастовка государственных работников десяти крупнейших городов страны. И мне нет нужды напоминать вам, что через два месяца после этого наступит второе ноября, день, на который намечено довольно важное мероприятие, это подтверждает то, что известно тебе, Харви?
— Практически полностью, только мне кажется, что забастовка начнется не в десяти городах, а в двенадцати.
— Господи, — вздохнул кандидат. — Почему ты так решил?
— Я только что прилетел из Сент-Луиса. Забастовка там неизбежна. Переговоры зашли в тупик, и профсоюз не отступает ни на шаг. Во всяком случае, мне так сказали.
— А чего они хотят?
— Для начала — четырехдневную рабочую неделю. На десерт — двадцатипроцентное повышение жалованья.
Кандидат взглянул на Корсинга.
— Ты об этом знал?
— Частично, — кивнул Корсинг.
— А как в других городах? — спросил меня кандидат.
— Действие развивается по единому плану. После исчезновения Арча Микса профсоюз нанял двести новых сотрудников.
— Двести?
— Да. Они разъехались по всей стране и первым делом вышибли с работы местное профсоюзное руководство в дюжине крупнейших городов. У них полно денег. Они покупают тех, кого нужно, дают взятки, а если это не помогает, прибегают к силе. Исходя из того, что я видел в Сент-Луисе, настроены они очень решительно. После того как профсоюзное руководство куплено на корню или заменено более сговорчивыми личностями, они берут переговоры с муниципалитетом под свой контроль. А раз они выставляют заранее неприемлемые требования, значит, им нужна забастовка.
Кандидат кивнул.
— Ты уверен насчет взяток и насилия?
— В Сент-Луисе да. Мой напарник выясняет, что делается в Чикаго, Филадельфии, Нью-Йорке. Возможно, он заглянет и в Балтимор. Завтра он должен вернуться в Вашингтон.
— Я его знаю?
— Конечно. Это Уэрд Мурфин.
Кандидат хотел что-то сказать, но открылась дверь, и женщина лет двадцати двух внесла большой поднос, прикрытый белой скатертью. Джек, молодой человек с остекленелым взглядом, следовал за ней по пятам.
Она опустила поднос на столик, затем расстелила скатерть.
— Как самочувствие, Джун? — спросил кандидат, заботясь о каждом лишнем голосе.
— Отлично, сэр, — улыбнулась женщина.