Квартира. Довольно просторно для однокомнатной. Или так казалось без мебели? Или это бескрайний вид за окном? Я вышла на балкон. Высоко, дух захватывает. Лучше вниз не смотреть, только вдаль. Жаркий ветер лохматил волосы, обнимал, ласкал плечи.
Из ванной раздался упругий плеск. Герман радостно сообщил, что воду, оказывается, уже подключили, весьма кстати. Вскоре появился, по пояс голый и мокрый, промакивая торс рубашкой. Повесил ее на фрамугу. По мышцам стекали капли. Выглядел он весьма рельефно.
Поинтересовался, нравится ли мне квартира. Что я могла ответить, кроме глупого «да». Для приличия очертила пустую комнату взглядом, словно могла обнаружить нечто, чего поначалу не разглядела. Наверное, требовалось выказать бо́льший восторг. Не знаю. Мне виделось это нелепым. Ведь я не просила его покупать. Помолчали. Экскурсия подошла к концу.
Я подумала, не худо бы и мне сполоснуться. Перед дорожкой. Такая жара. Да еще лифт не работает. Вполне естественно. Надо быть проще.
Вода шуровала, скрыв за шипением все прочие звуки. Я даже не услышала, когда… только почувствовала…
Его руки легли мне на плечи, а губы коснулись спины.
Меня передернуло.
Я судорожно напряглась, боясь шевельнуться, ужаснувшись от мысли, которую следовало бы предположить, да вот не предположила, а теперь уже поздно, и все так ясно, и откровенно, и непоправимо, и то ли сопротивляться, то ли… Боже, что со мной происходит… что-то я поглупела, то ли от нежданной покупки квартиры, то ли от нервного перенапряжения последнего времени, то ли от противоборства с этим гнусным ничтожеством-мужем, то ли от неудовлетворенности моей жалкой женской судьбой… и все же нельзя, что это он из себя возомнил… думает, раз он мне, то я ему… какой же настырный, настойчивый, самоуверенный… нельзя… уверенный в себе мужчина… нельзя, нельзя, нельзя…
Но что-то во мне всколыхнулось, требовательное, вопреки «нельзя».
Наши рты жадно сомкнулись. Мы рухнули в ванну.
Все мгновенно намокло – остатки одежды, волосы, тело, душа, с лихорадочной спешкой мы освобождали друг друга от лишнего, от ненужного, что осталось где-то там, за пределами нашей освобожденности, абсолютной свободы безусловного, подлинного, здесь и сейчас. Вода била, хлестала, мы скользили, барахтались, утопали, сливались. Было нежно и жестко, романтически поэтично и неудобно до комической невозможности. Наконец, мы сумели, в безумии страсти нашли точки опоры, как-то шатко приладились – и Герман меня пронзил.
Во мне взорвался фонтан энергии жизни…
Представьте, что вы давно зрели облиться холодной водой. Суть не в температуре, а в том, что решиться вам очень страшно. Кажется невозможным переступить этот жуткий барьер. Вдруг, сердце не выдержит? Вас буквально сковывает инстинкт самосохранения.