– Можешь говорить.
– Я по своему делу.
– Кто ты? – удивился курбаши.
Джура достал из кармана гимнастерки удостоверение ГПУ и протянул Худайберды, тот взял и долго рассматривал.
– Так это ты и есть – Джура‑милиционер?
– Да.
– Знаю тебя. Много хлопот нам доставил.
– Работа такая, – улыбнулся Джура.
– Я не слыхал, что ты наш… Этот тоже? – Худайберды кивком указал на меня.
– Да.
– Ты говорил моим джигитам, что вы люди Аппанбая. Кем доводишься ему?
– Я был его слугой. Он брал меня в хадж…
Джура коротко рассказал о хадже, о страшной гибели в пустыне Аппанбая и всех его спутников. Курбаши внимательно слушал, а когда гость кончил, долго молчал; его советники, видно, ждали слова предводителя.
Наконец заговорил один из стариков.
– Стоит ли много переживать, бек? – начал он медленно. – Вашего покойного отца, Аппанбая, аллах принял в свои владения, он в раю вместе со святыми. Ваш покойный ныне брат – мир праху его! – устраивал в свое время поминки по отцу, и была прочитана заупокойная молитва, и народу было не перечесть. Слава аллаху, все было как надо – достаточно и почестей, и уважения, И еще скажу, бек: не та мать, что родила, а та, которая воспитала. Махкамбай вырастил и воспитал вас, волей аллаха вы стали большим человеком. Да, ваш отец – великого рода, и это тоже по воле аллаха. Не горюйте, мой бек!
– Ты причинил нам боль, – сказал Худайберды, глядя исподлобья на Джуру. – Мы слыхали о том, что отец погиб в пустыне, но рассказ твой сжал нам сердце. Домулла, прочитайте молитву в память моего отца, мир праху его!
Старик, что возносил молитву вначале, прокашлялся и напевно стал читать суру корана. Когда он закончил, Джура, я видел, хотел было что‑то спросить у курбаши, но тот остановил его, а советникам сказал:
– Одарите их одеждой, они дорогие гости на нашей свадьбе. Аминь!
Мы поднялись, направились к выходу, и тут курбаши спросил вслед:
– Как, говоришь, звали жену твою, милиционер?
– Ортик, Ортикбуш…
– Да, Ортикбуш. Ты нашел ее?
– Нет. След теряется в Шагози.
– Будет на то воля аллаха – найдешь ее, милиционер.
Мы вышли наружу. Вечерело. У шатров зажжены были уже несколько костров, летели искры, вокруг плясали, что‑то пели, но из‑за пьяных выкриков я не мог разобрать слов. В общем, каждый на этой свадьбе веселился как мог.
Повинуясь слову Худайберды, нас усадили на огненно‑красный ковер, расстелили перед нами достархан, принесли горячие лепешки, сушеные фрукты, блюдо с мясом. Увидев посыпанные душистыми семенами лепешки, услышав восхитительный аромат мяса, я почувствовал такой голод, что все страхи и сомнения унеслись, как искры от костра, и главное, о чем я заботился, – как бы не наброситься волком на предложенные яства и не нарушить приличий.