Вернулся он к костру. Лиле уже расстелила платок и разложила остатки вчерашнего ужина. А сама кормила Тянучку яблоком. Обернулась через плечо, кивнула ему и показала на костер.
– Сохни, замерзнешь.
– Не замерзну, тепло, – буркнул он, но к костру подошел.
Снял рубаху, которой вытирался, растянул на воткнутых в землю ветках, чтоб быстрее сохла.
Лиле вздохнула и как-то нерешительно попросила:
– Ты меня через реку перевези. Ладно? Дальше я сама…
– Угу, – не глядя на нее, отозвался Сакс.
Вот так-то, мечтатель. Не нужен ты ей больше. Только из костра вытащить и через текучую воду перенести. А ты – каждое утро. Дурень, как есть дурень. Башмачки отдал, сорочку и ту не скрал.
Она снова вздохнула, села к костру. За руку взяла:
– Угрюмый ты с утра. Дома сердиться станут? Ладошка была теплая-теплая. Верно, совсем замерз в этой реке. Передернул плечами – снова зазудели в ожидании отцовской розги, и хмыкнул:
– Ничего, переживем. Не впервой.
– Что ж тогда?
– Брат, – ответил, что в омут нырнул. – Помнишь то щучье отродье, капитана стражи? Шесть лет как забрали на службу. Ни весточки, ничего. Мать думала, его в Зеленом легионе уморили.
Фейри промолчала. Что тут скажешь.
Встала, сняла с пояска гребень, зашла Саксу за спину и стала волосы ему чесать. Мягко, ласково. И подумалось вдруг: может, брат еще опамятует. А нет – все не одни мать с отцом. Он-то их никогда не бросит, что бы рыбники не обещали.
Сидеть так, чтобы заботились и чесали, было хорошо, целый день бы сидел. А если б еще и обнять ее… Сакс поймал ее за руку с гребешком, прижался щекой.
– Лиле, а ты… – сглотнул, но все же снова набрался храбрости. – Ты еще придешь? Не на ярмарку – к озеру, может?
– К озеру приду, – засмеялась она. И погрустнела. – А встретимся ли там – кто знает. Если захочу что на память дать, возьмешь?
Он кивнул, не отпуская ее руки. Почему-то показалось, что больше ее не увидит, и тоска взяла. Глупая такая тоска, щенячья, от которой хочется скулить и ластиться к теплым ладоням.
Лиле пошевелила пальчиками, погладила щеку. Освободила руку и вложила ему в ладонь гребень. Красивый, гладкий. Ореховый. В горле встал ком, Сакс даже поблагодарить не смог. Просто глянул на нее, улыбнулся и привязал гребешок к поясу.
Пора было собираться. Гасить костер, взнуздывать Тянучку, перевозить фейри через реку – и прощаться.
Прощался он тоже молча. Снял с лошади, подержал немножко, прижав к себе и вдыхая запах дыма и земляники, поцеловал в губы, сунул в руку данный матерью рябиновый месяц – и отпустил. Лиле отступила, помахала рукой. Показалось, глаза у нее заблестели? Да нет, вряд ли. Потом метнулась к деревьям и пропала. Сакс не успел оторвать взгляда от скрывших синий подол ветвей, как запела дудочка, славно и светло. Под это светлое Сакс почти и не заметил, как добрался до дома: казалось, песня за ним летит, провожает, обещает что-то хорошее. Верно, встречу?