Могучий Злодей пошевелил горбатым носом, покопался в поясной сумке, с невнятным рыком сунул девице скомканную банкноту и ткнул пальцем в сторону ларька. Готка фыркнула что-то нецензурное, но к ларьку пошла. А Злодей обернулся к Мише и уставился на него в упор. Само собой, Миша тоже уставился на Злодея: настоящий писатель никогда не упустит шанса достоверно описать образ, и неважно, что никто не узнает о скромном подвиге труженика литературной нивы…
Единственного мгновения хватило Мише, чтобы навеки запечатлеть в сердце (скорее, скорее записать в тетрадочку!) по-звериному черные, почти без белков глаза, энкавэдэшный прищур, нос с горбинкой, тяжелый подбородок в недельной щетине, хищную посадку на байке, словно на необъезженном мустанге, – боже ж ты мой, какой образ! Какой напишется роман! Продажные твари с лотка будут кусать локти от зависти!!!
– Ну?! – проворчал Великий Злодей и угрожающе подался к Мише.
– Да! Сей момент! – восторженно отозвался Миша, схватился за тетрадь… и сообразил, что, если он сей же момент не заправит байк, получит в глаз. Тяжелой злодейской рукой. Конечно, ради достоверности образа надо было бы испытать на практике силу удара, чтобы ни одна сволочь потом не посмела заявить, что, мол, Михаил Шпильман не знает, о чем пишет, и погибающий от рук Злодея Герой неправдоподобен, но… но… – Вам полный бак? – спросил Миша, подбегая к Злодею с заправочным пистолетом наперевес.
Злодей согласно буркнул. А в кармане у него заорал телефон. Причем заорал не что-то из Rammstein, а «Полет шмеля». Не иначе, Злодей был крайне коварен и работал под прикрытием…
Творческая мысль так бурлила и кипела, что Миша едва не пропустил самое интересное. А именно – появление на заправке еще одного персонажа. Совершенно неожиданного.
– Слушаю вас, – раздался прямо над ухом знакомый до боли голос артиста Янковского.
Миша вскинулся, чуть не вырвав истекающий бензином пистолет из бака, обернулся – и от неожиданности сел. Прямо на прислоненный к колонке пожарный щит.
Артиста Янковского на заправке, ясен пень, не было. Зато Злодей больше не был похож на гориллу. Плечи распрямились, резкие складки между бровей разгладились, взгляд стал мягким и интеллигентным, как и голос. Даже немытые патлы словно сами собой причесались, а длинная щетина стала аккуратной бородкой.
«Да! – чуть не заорал в голос Миша. – Вот он! Мой шедевральный образ!»
Так и сидя на пожарном щите, Миша впитывал и запоминал: вкрадчивые интонации, изгиб бровей, беспокойные движения пальцев, блеск необычного брелока, подвешенного к телефону, – крупное стилизованное солнце, подходящее скорее какому-нибудь славянофильскому шарлатану, чем байкеру.