Вдруг Попова осенило. Он подошел к музыкальному центру, нажал на клавишу. Словно по заказу из динамиков зазвучал медовый голос Хулио Иглесиаса. «Ностальжи». Саша обернулся к Ирине:
– Потанцуем?
Поцелуй во время танца получился сам собой: он лишь немного наклонился, а она подняла лицо. И он сразу ощутил, что зря боялся, а она поняла, что Саша нормальный мужик, и все у них будет прекрасно.
Действительно, все произошло быстро, но здорово. Он таки успел дотащить ее до спальни, не прерывая поцелуя.
― Господи, хорошо-то как… ― протянула Ирина, когда они голые лежали поперек кровати, ― мне сто лет так хорошо не было!
– У тебя после мужа был кто-нибудь?
– Конечно, ― просто ответила она, ― и до и после. С прискорбием должна сообщить, что целомудрием не отличалась, но на данный момент у меня никого.
– Сейчас у тебя есть я, ― он слегка прижал ее к себе.
– А у тебя?
– У меня давно никого постоянного не было.
– А как же ты… устраивался?
– Да как-то так… ― усмехнулся Саша. ― Целомудрием я тоже не отличаюсь, хотя, когда был женат, изменять и мысли не возникало.
– Я мужу тоже ни разу не изменила.
– Вот видишь, как много у нас общего? ― он приподнялся на локте и заглянул ей в лицо. ― Мы очень подходим друг другу, ты не находишь?
– Это надо еще проверить, ― лукаво ответила Ира.
– Прямо сейчас?
– Нет уж, чуть попозже. Что-то мне есть опять захотелось, или хотя бы кофе выпить. Но сначала в душ.
– У француженки спрашивают, какие три вещи ей нравятся больше всего в жизни… ― начал Саша.
– Знаю. Кофе до и сигарета после. Этому анекдоту сто лет.
– А нам с тобой на двоих девяносто.
– Не слишком вежливо напоминать даме о ее возрасте.
– Прости, если б не знал, никогда не дал тебе твоих лет. Ты совсем не изменилась и такая… аппетитная, ― он слегка шлепнул ее по попке. ― Почти как в том голубом купальнике.
– Ты помнишь, какого цвета был у меня купальник? ― Ира удивленно распахнула глаза.
– Несколько лет это было самым эротичным впечатлением в моей жизни.
– Неужели?
– Я ведь был влюблен в тебя, ― все-таки признался он.
– Ну, все мы в кого-то влюблены в пятнадцать лет, ― философски заметила она.
– У меня это было серьезно, ты мне снилась, и довольно долго, лет до тридцати, наверное. А потом перестала.
– А я и не знала…
– Ты же помнишь, каким я был: чуть не на голову ниже тебя, худенький, тихий. Вытянулся лишь к восемнадцати годам. Потом армия. А потом… Побоялся тебя искать. Пришел бы, и что сказал? «Я теперь выше тебя ростом. Пойдем, погуляем?» В душе я еще долго оставался недомерком. Сейчас смешно об этом вспоминать. Первая жена была мне ровесницей и считала меня слабаком. Да я и был таким, хотя весил почти центнер.