Он взглянул на это прямо, затем – свысока.
– Это просто чудовищно, что человек не может, как друг, спросить вас о том, что он так хочет узнать.
– А что, собственно, вы так хотите узнать? – спросила Милли довольно жестко, словно ее настроение вдруг изменилось. – Вы хотите знать, тяжело ли я больна?
По правде говоря, звучание ее слов, хотя Милли не повышала голоса, придавало этой мысли пугающий смысл, хотя испуг возникал лишь у слушающих.
Лорд Марк поморщился и покраснел, явно не в силах справиться с этим, однако сохранил присутствие духа и заговорил с небывалой дотоле живостью:
– Неужели вы полагаете, что я смог бы видеть, как вы страдаете, и не произнести ни слова?
– Вы не увидите, как я страдаю, – не бойтесь! Я не стану нарушительницей общественного спокойствия. Вот почему мне так по сердцу это место: оно так прекрасно само по себе, и в то же время оно в стороне от больших дорог. Вы ничего ни о чем не будете знать, – добавила она. И затем, как бы решительно подводя все к концу: – И вы не знаете! Даже вы.
Все время, пока она говорила, он глядел на нее, пытаясь сохранить неизменное выражение лица, и Милли увидела совершенно ясно – это он-то?! – что он растерян; это заставило ее подумать, да не оказалась ли она слишком недоброй к нему? Она будет доброй – раз и навсегда, и делу конец.
– Я больна. Очень тяжело.
– И вы ничего не делаете?
– Я делаю все. А все – это вот это. – Милли улыбнулась. – То, что я теперь и делаю. Невозможно ведь сделать ничего больше, чем просто – жить.
– Чем жить так, как следует? – конечно, нет. Но это ли вы делаете? Почему не спросите совета?
Лорд Марк оглядел элегантное рококо вокруг так, словно оно не могло дать Милли до полусотни вещей, ей необходимых, и поэтому он срочно предлагает ей то, что наиболее вопиюще отсутствует. Однако она встретила его предложение с улыбкой:
– Я получила самый лучший совет на свете. И действую в согласии с ним. Я следую ему, вот так принимая вас, так разговаривая с вами. Невозможно сделать больше, как я уже сказала вам, чем просто жить.
– О, живите! – воскликнул лорд Марк.
– Ну, для меня это колоссально. – Она наконец заговорила как бы шутя; теперь, когда она произнесла о себе правду, когда он услышал эту правду из ее собственных уст, как до сих пор никто другой, ее душевное волнение утихло. Она все еще была здесь, но казалось, что она уже никогда больше не заговорит. Она лишь добавила: – Я ничего не упущу.
– С какой стати вам что-то вообще упускать? – (Как только прозвучали его слова, Милли поняла, на что он за эту минуту решился.) – Вы – одна на всем свете, для кого такое менее всего необходимо, для кого такое, можно сказать, фактически невозможно, для кого пропустить что-либо, несомненно, потребовало бы невероятных усилий неверно направленной доброй воли. Поскольку вы доверяете советам, ради бога, примите