– И ради них? – спросил Деншер с особо подчеркнутой холодностью. – Благодарю покорно!
– Разве они тебя не заботят?
– Да с какой это стати? Что они мне, как не серьезная помеха?
Едва успев позволить себе подобную характеристику столь неправомерно почитаемых ею невезучих персон, он раскаялся в своей грубости – отчасти потому, что ожидал вспышки со стороны Кейт. Но одной из ее самых лучших черт было то, что она порой вспыхивала лишь совсем мягким светом.
– Не понимаю, почему не сделать чуть больше, с тем чтобы, избегая глупостей, можно было сделать все? Мы ведь можем ее сохранить.
Деншер смотрел на нее широко раскрытыми глазами:
– Ты полагаешь, ее можно заставить выделить нам пенсион?
– Ну, подождем – увидим.
Он задумался.
– Увидим, что можно из нее вытянуть?
С минуту Кейт ничего не говорила.
– В конце концов, я никогда ничего у нее не просила: никогда, в самый разгар наших бедствий, не обращалась к ней за помощью, даже близко к ней не подходила. Она сама обратила на меня внимание, сама взялась за меня, выпустив свои замечательные золоченые когти.
– Ты говоришь о ней так, – заметил Деншер, – будто она – гриф.
– Лучше скажи – орлица, с золочеными когтями и клювом, да еще с мощными крыльями для великих полетов. Если считать ее и вправду созданием воздушным, – скорее можно сказать, что она огромный, сшитый из шелка воздушный шар, – то я никогда по собственной воле в его гондоле не оказывалась. Я – это ее собственный выбор.
Этот этюд – изображение ситуации, сделанное Кейт, – был действительно великолепен по стилю и яркости красок: Деншер молча рассматривал его целую минуту, словно картину большого мастера.
– Что же такое должна она в тебе видеть?
– Чудеса! – И, произнеся это очень громко, Кейт встала и выпрямилась перед Деншером. – Все это. Вот оно – перед тобой.
Да, так оно и было, и, пока она вот так стояла перед ним, он не переставал мужественно смотреть в лицо фактам.
– Так ты хочешь сказать, что я должен сыграть свою роль в том, чтобы каким-то образом ее умиротворить и все уладить?
– Повидайся же с ней, повидайся! – раздраженно повторила Кейт.
– И попресмыкайся перед ней, попресмыкайся?
– Ах, да поступай ты как хочешь!
И она в раздражении зашагала прочь.
В этот раз взгляд Деншера следовал за Кейт очень долго, прежде чем сам он ее нагнал, потому что ему хотелось разглядеть гораздо больше в посадке ее головы, в гордости ее поступи – он не знал, как это лучше всего назвать, – чем он видел когда-либо прежде: разглядеть, хотя бы отчасти, то, что видела в ней миссис Лоудер. Он вполне осознанно ежился, представляя себе, что выступает резоном, противоположным резонам тетушки Мод; впрочем, в тот же самый момент, видя перед собой источник вдохновения этой достойной дамы, он был готов согласиться чуть ли не на любую смиренную позицию или на выгодный компромисс, следуя не столь уж строгому приказу своей приятельницы. Он станет действовать так, как пожелает