Трагедия жизни в неродной стране состоит в том, что наиболее трудные времена наступают не тогда, когда их ждешь. На втором году. Уже и дом куплен в кредит, и дети ходят в школу, и вся семья села за руль. И вдруг догоняет усталость. Сил черпать неоткуда, не от кого. Да и жить незачем. А тут еще кризис сорока лет. Такой «гамбургер» образуется – напалм для здоровья.
Два месяца пытки состояли в том, что влюбленные хотя и могли разговаривать, друг друга не видели и, соответственно, не были уверены в том, что сила нахлынувших чувств вынесет их на берег и даст отдохнуть. Мы со Светланой боролись за мужа. Покупали соблазнительное белье, устраивали ужины, говорили правильные слова. Но ему как голову свернуло. «Глаза стеклянные, голос упавший, взгляд отрешенный!» – писала мне Света. Она была убеждена, что дело в особых практиках влияния, которыми владеет соперница. Якобы есть такие формулы внушения, которые напрочь отбивают мозги человеку и делают из него послушного теленка. Что-то вроде нейролингвистического программирования, но более завуалированно.
Светлана сама интересовалась предметом, как все серьезные домохозяйки. Получая возможность сидеть дома с детьми, женщины чувствуют себя обязанными как-то по-особому проводить время. Идея посвящения себя семье, детям, обществу, высоким идеалам очень дорога нашим домохозяйкам. Они особо дорожат своей сакральной ролью и не покладая рук хранят очаг на самых высоких сакральных уровнях. Все виды йоги, астрология, нумерология, гадание идут в ход. Со временем каждая из подобных «святых» домохозяек на деле достигает таких высот в трактовке самых простых вопросов, что уж у нее нельзя получить простых и внятных ответов на вопросы, где в доме соль или как лучше заварить кофе. Потому что и кофе, и соль превратились за это время в особые материи или сущности и с ними больше вот так вот просто нельзя.
С моей скучной точки зрения специалиста, Светлана просто не хотела признаваться себе и людям, что немало сделала для того, чтобы ее муж тайком подумывал о других женщинах.
Беда ее состояла в том, что она упрямо не верила в саму возможность развода. Нет разводов – и все тут. «У нас никто не разводился и разводиться не собирается!» Человек, который не верит в развод, напоминает человека, который не верит в Страшный суд. Он живет, как ему вздумается, – ему, как догадывался Достоевский, все позволено. Поэтому мужа никто особо в качестве самостоятельной единицы не рассматривал. «Семья – это я и дети! Отнимите меня и детей – и у вас не будет семьи!» – вот вам определение семьи убежденной в вечности семейного космоса домохозяйки.