— Со мной шутки плохи, — его голос казался звериным рыком, и был наполнен диким желанием прежде, чем он впился в её сочные губы.
— Но ведь тебе понравилось, не так ли? — Промурлыкала она. Он уже высвободил свой член, и в очередной раз разорвал её трусики, обрывки которых отбросил в сторону на пол к её сумочке. Вельвет притворно вздохнула.
— Потрошитель трусиков, — но она едва успела договорить, как он уже скользнул в её уже влажную киску, в самое желанное им место на свете.
Миколас не утруждал себя разговорами, полностью сосредоточившись на том, как получше трахнуть Вельвет. Он не сводил с неё глаз, каждый раз выходя и проникая в неё, ему нравилось наблюдать за её расфокусированным взглядом, который полнился желанием. Ему нравилось, как она слегка постанывала, зная, что такого она не делала больше ни с кем.
Его член был всё ещё внутри неё, когда Миколас понёс её к умывальнику, припадая губами к груди. Он склонил её так, чтобы без труда войти сзади, и прорычал:
— Крепче держись.
Вельвет сделала, как было велено. И, слава Богу, потому что на этот раз, Миколас не собирался сдерживаться. Он проникал в неё с такой силой, что она была не в силах издать хоть малейший звук. Он превратился в дикого зверя, до боли впиваясь руками в её грудь, и, о, Боже, она не могла насытиться им.
Даже звук ударов его яиц о её бёдра, действовал на Вельвет гипнотически, как и шум жадных проникновений в её тугую и полную соков желания киску. Но вскоре, ей стало мало воздуха, сердце грохотало, как ненормальное, и она становилась всё туже и туже…
Миколас грубо схватился за одну из её оголённых ягодиц прежде, чем зажать между пальцами клитор.
— Кончи для меня, моя любовь.
Моя любовь.
Вельвет вскрикнула, неожиданные слова Миколаса заставили её тут же получить разрядку, и она продолжала стонать, пока он рычал её имя, наполняя горячим, липким семенем, которое стало стекать по бёдрам Вельвет.
Конечно же, она знала, что это было его обычное греческое «любовь моя», что приравнивалось к ласкательному слову. Но сегодня впервые он произнёс эти слова на английском языке, а не как обычно, на греческий манер. И, о, Боже! Как эти слова заставили её почувствовать себя… любимой.
Внутренне смятение заставило Миколаса ожесточиться. Он и сам понял, что сказал Вельвет. Он надеялся, что она не обратила на это внимания. Это были просто ласкательные слова. Твердил он сам себе, словно уговаривая. А она же в свою очередь думала на что угодно, только не на это.
А он был бы ещё большим дураком, беспокоясь о том, что она себе напридумывала. Это были не его проблемы, даже если и так. То, что состоится завтра – просто брак по расчёту, не более.