Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища (Сладков) - страница 32
Суховеенко (Сухой) – справа, обтирается на морозе.
Слева – Шураев (легендарный каптёрщик Рыжий), тоже обтирается. Меня почему-то нет
Некомсомольцев среди нас нет. Не положено. Училище-то политическое. Да я и сам уже на излете школьной жизни еле успел заскочить в последний момент. А вот мой друг детства, Андрей Леонидович Выдрин, не успел, но все же поступил в вертолетное училище. И правильно, зачем ему комсомол. Ему же не будут доверять так, как нам. Подумаешь, дадут ему машину вентокрылую, сколько она стоит, мильен? Заставят людей перевозить. Это всего лишь тела пассажирские, оболочка. А нам души, души людские доверят, вот это да.
Так, отвлеклись, о КВАПУ. В целом партийная жизнь у нас кипит. Собрания батальона, собрания рот, взводов, учебных групп меняют друг друга. Все по-взрослому. Такие, как я, на подобных важнейших мероприятиях стараются примоститься где-нибудь на галерке. Я уже научился спать сидя и собрания использую в целях накопления энергии, необходимой для выживания в училище. Впрочем, случаются собрания по поводу, печальные, но интересные. Например, когда кого-нибудь дрючат за дисциплину. Тогда на наших глазах разворачивается самая настоящая драма.
У нас есть такой порядок. Если начальству надо кого-нибудь отчислить из училища, так виновного сначала исключают из комсомола. Организуют собрание, выводят его на лобное место и давай препарировать! Вопросы задают в основном активисты. Провинившийся мямлит, как перед виселицей. Вроде как все по правилам. Но мы-то уже знаем, судьба несчастного уже решена. И не на собрании, а в кабинетах. У комбата или у начальника училища. Если попался с пьянкой простой смертный, жалеть не станут. Турнут из ВЛКСМ, ну и автоматом из КВАПУ. Срежут курсантские погоны, заставят пришить солдатские, а дальше пошел вон, в УАБ, учебно-авиационную базу. И служи, друг, мерзни, как пес на помойке, с лопатой наперевес, пока два года общего стажа не стукнет. В смысле, общей выслуги лет.
Отчисление у нас – самое жестокое наказание. Чуть залупнешься где, сержант тут же пугает:
– Не нравится, товарищ курсант???!!! Пишите рапорт!!!
В нашем батальоне четыреста пятьдесят гавриков. Курсанты, сержанты, старшины. И нас убеждают, что до выпуска доползут где-то четыреста. Пятьдесят несостоявшихся офицеров-политработников за четыре года отчислят.
Есть ребята, которые сами уходят. Вон Серега Циркунов, сидел-сидел на гауптвахте, так и перешел из курсантов в солдаты, не выходя из камеры. Он и теперь там же сидит. Есть ребята ну прям невезучие. Вон, Игорь Тоготин из нашего взвода. Попался. В компании с дамой и рюмкой водки в лесу. Ну глупость же. Такой большой лес, и на тебе, вышел на его пикник сам командир взвода. Выгнали. А ведь Тоготин год в училищной кочегарке пыхтел, чтоб поступить. И все пошло прахом. Когда читаешь об этом, кажется, ну и что, не получилось из тебя замполита, иди в космонавты, в артисты, в ученые. Кажется, целый мир рушится, о котором ты мечтал, которого достиг, и вот теперь его отнимают. Игорь перед отправкой на базу еще неделю жил в нашей казарме. Уже знал, что отчислен, но все равно со всеми вместе вставал в строй. Вовремя, никого не задерживая. Наш взводный даже сказал как-то: