— Итак? — Эстель села на стул и скрестила ноги.
— Итак… — я видел, что Жиру задумался, постукивая пальцами по столу.
Вошел пожилой человек из архива, и они вдвоем воодушевленно набросились на него: Эстель — качая головой, а Жиру — призывая к действию.
Эстель повернулась ко мне:
— Я должна идти.
Она оставила меня наедине с Жиру в квадратной стеклянной коробке, изолированной от отдела новостей. Кругом сновали сотрудники газеты. Я чувствовал, что не вписываюсь в эту обстановку. Какого черта я приперся сюда?
Но Жиру ответил за меня. Он допил кофе и присел на краешек стола, собирая воедино клочки своего английского.
— До свидания. Спасибо. История хорошая, — сказал он. — Я продаю истории в газеты по всей Франции.
Ле Брев опять приехал в наш дом. Он встречал меня у ворот, и его глаза изучали меня, пока я выходил из машины отделения Клеррара, доставившей меня.
— Месье, — пробормотал он, вежливо пожимая руку, — я навестил по пути вашу жену. Боюсь, что никаких новостей у нас все еще нет. Она сейчас отдыхает.
«Никакого от тебя толку», — подумал я. Я все еще оставался подозреваемым номер один.
Возле дома опять торчали несколько полицейских и стоял голубой «ситроен» Ле Брева. Пока мы переминались у ворот, я посмотрел на дом свежим взглядом. Столько всего произошло с момента нашего приезда сюда! Трудно было поверить, что прошло меньше недели. Стены дома сложены из камня, с поленницей дров со стороны фронтона. Две акации посажены по обе стороны двери, ведущей на внутренний дворик, где расположился дежурный жандарм. Он весь обратился во внимание, когда мы вошли туда, и коротко отдал Ле Бреву честь.
Старший инспектор быстро провел меня в дом, где закрытые жалюзи на окнах так затемняли гостиную, что его лица практически не было видно. Я видел только белки его глаз.
— Где вы были?
Я сказал ему: в редакции местной газеты.
— Вы должны были вернуться сюда. Мы ждали вас, — резко добавил он так, будто подозревал меня в том, что я чуть было не сбежал. Я повернулся к нему:
— Хорошо. Скажите мне самое худшее. Есть хоть какие-нибудь новости?
— К сожалению, нет, месье. — Он скрестил руки на груди, золотая оправа его очков блеснула в темноте. — Вы должны дать нам время, месье.
— Господи, сколько еще времени? — воскликнул я. — Скажите на милость, ну что вы смогли выяснить? Ничего. Ничего. Как могут двое детей — не просто один, а двое — быть похищенными между полуночью и тремя часами утра, в чужом доме, в чужой стране, и никто не знает, как и почему это произошло?
Он вздохнул:
— О-ох, мне ли это не знать…