Тут Нахадот снова покосился на меня. Я сидела рядом, его лицо накрыла моя тень. И в этой полутьме его черты вдруг текуче изменились и приняли образ такого абсолютного совершенства линий и форм, что мое дыхание пресеклось. Я в жизни не видела такой красоты. И мне стала понятна ревность Итемпаса и почему он убил Энефу ради того, чтобы обладать братом нераздельно.
— Тебе, верно, смешно и странно слышать, что мы можем быть себялюбивы и подвержены гордыне — прямо как вы, люди?
Эти слова прозвучали резко, в голосе Нахадота звенела злость. Но мне было не до этого. Я не могла отвести глаз от его лица.
— Мы сотворили вас по нашему образу и подобию. И передали вам все наши несовершенства и недостатки.
— Но… — пробормотала я. — Ох. Это так неожиданно слышать… выходит, нам все это время врали?
— Я думал, что народ дарре знает правду о тех временах, но вижу, ошибся…
И он наклонился поближе — медленно, осторожно, нежно. В глазах его загорелись хищные огоньки — а я завороженно смотрела в них. Легкая добыча.
— Не все народы поклоняются Итемпасу добровольно. Признаться, я думал, что хотя бы энну хранят предания о прежних днях…
Я тоже так думала, если честно. И сжала в ладони серебряную косточку на кожаном ремешке. Голова легонько кружилась. Я знала, конечно, что когда-то мой народ исповедовал еретическую веру. Вот почему амн называли народы вроде нашего «темными»: мы приняли веру в Блистательного, лишь чтобы спасти свои жизни, ибо Арамери угрожали уничтожить нас всех до последнего человека, если мы не подчинимся. Но Нахадот имел в виду совсем другое. Что кто-то из дарре знал истинные причины Войны богов и скрыл от меня. Нет, не может быть. В это я просто не могла — и не хотела — поверить.
За моей спиной всегда шептались. Сплетни, слухи — я прошла через это. У меня амнийские волосы, амнийские глаза. И мать моя — из амн, может, она мне вбила в голову все эти предрассудки, которыми полны Арамери. Так они думали. И мне стоило огромного труда завоевать уважение моих людей. И я думала — я сумела. Я добилась того, чтобы меня уважали и не скрывали от меня правды.
— Нет, — прошептала я. — Бабушка бы мне непременно рассказала…
А вдруг — нет? Вдруг не рассказала бы?
— Тебя окружает столько тайн, — прошептал Ночной хозяин. — И столько лжи… Ложь окутывает тебя, колышется вокруг, как покрывало. Хочешь, я его уберу?
Я почувствовала его ладонь на бедре. И невольно подпрыгнула. Его лицо приблизилось, коснулось моего, дыхание пощекотало губы.
— Ты хочешь меня.
От этих слов меня бы бросило в дрожь — но они запоздали, я дрожала уже давно.