Библиотекарша бесстрастно созерцала меня, четко вырисовываясь в щели между стеллажами.
Я заставила себя закрыть рот, опустить руки и выпрямиться — потому что совершенно по-дурацки сидела на корточках. Дрожь не ушла, но меня трясло не сильно — получалось держаться если не с достоинством, то хотя бы с его вымученным подобием.
— Я… мне… нет, — выдавила я. — Н-нет. У меня все хорошо.
Она ничего не сказала, но взгляда не отвела. Я хотела было попросить ее уйти, но мои глаза непроизвольно сами нашли вещь, вызвавшую столь странную и бурную реакцию.
С задней стенки шкафа на меня смотрел Блистательный Повелитель Порядка. В смысле, не он сам, а его изображение — резьба в амнийском стиле, золотые чеканные пластины по барельефу из белого мрамора. И все же — неведомый художник изобразил Итемпаса очень живо, словно тот стоял у него перед глазами. На барельефе Блистательный был запечатлен в элегантной, но воинственной позе. Широкоплечий, мускулистый, ладони лежат на рукояти длинного прямого меча. Глаза горят ярким светом, взгляд суровый и вопрошающий. Лицо — строгое и совершенное. Конечно, я видела много портретов Итемпаса в жреческих книгах, но таких мне не встречалось. На тех рисунках Блистательный выглядел стройнее, с тонкими чертами лица — как амниец. И они всегда изображали его улыбающимся. А не холодным и суровым, как здесь.
Я оперлась ладонями о стенку — надо же как-то выпрямиться уже, в конце концов, — и нащупала еще одну мраморную пластину. И развернулась, чтобы посмотреть.
Ох. Но теперь меня сложно было удивить и испугать. Я почти не изумилась тому, что увидела: обсидиановый барельеф с россыпью крошечных, сверкающих, как звездочки, брильянтов. Гибкая, чувственная фигура. Руки разведены — и почти скрыты плащом волос, развевающихся на неведомом ветру. Волос — и знакомого темного ореола. Я не могла видеть ликующее — или искаженное яростью? страхом? — запрокинутое лицо. Только широко раскрытый рот, из которого вырывался яростный вой. Но это лицо было мне знакомо.
Правда… Я недоуменно нахмурилась, протянула руку и нерешительно дотронулась до чего-то странного — то ли складки ткани, то ли выпуклой женской груди.
— Итемпас вынудил его принять постоянный облик, — очень тихо произнесла старуха за моей спиной. — Но, будучи еще не скованным, он мог принять любое обличье — равно прекрасное или пугающее.
Очень хорошо сказано. Прямо в точку.
Но справа от меня висел другой барельеф. Я его уже заметила — краем глаза. Вообще-то, я его увидела сразу — как только пролезла в щель между стеллажами. Но избегала смотреть в ту сторону — не из каких-то рациональных соображений, нет, меня заставляли отводить глаза смутные, зародившиеся в жутких глубинах души подозрения.