Река была неглубокая, ноги доставали до дна. На выходе из воды попался какой-то младший лейтенант. Он сообщил Никонову, что влево идти нельзя: «Наши туда пошли, их в плен взяли».
Ползком двинулись правее. Увидели подбитый танк, а на нем – нагло стоящего немца. «Рус, сюда!» – кричал фриц. У младшего лейтенанта была винтовка. «Патроны есть?» – спросил Никонов. «Есть», – ответил тот. «Стреляй». Выстрелил, немец свалился. Поползли дальше. Земля была вся перекопана и перевернута не один раз. Ни травинки. И вдруг – тишина. Нейтральная полоса… Никонов не дополз до своих лишь пять последних метров. Его вытащили. Когда открыл глаза, дали сухарик. Съел. Потом встал кое-как. Подошел его боец Ткачук. Присели вместе на бугорке, очухались. Ткачук отломил кусочек своего сухаря и протянул командиру…
Иван Дмитриевич думал, что из их полка вышли всего трое, но увидел, что с разных сторон двигается довольно много народу. Среди идущих он увидел и комиссара Ковзуна.
Было 25 июня 1942 года. Оказалось, что прорыв совершила их группа, а за ними вышла часть других подразделений – всего, по мнению Никонова, человек 150-200. Из 1267-го стрелкового полка из окружения вырвалось не более 20 человек. В этот же день немцы участок прорыва закрыли. Последняя группа вышла на этом участке 28 июня. Прорвавшимся из окружения бойцам и командирам давали сухари, сахар, консервы, чекушку вина на каждого…
Никонов сделал глоток вина и съел пару ложек каши. В животе появилась страшная боль. Его согнуло пополам, он потерял сознание. Однополчане нашли подводу и повезли его в санбат. Очнулся Иван Дмитриевич на хлебном поле. Открыл глаза – небо ясное, солнце светит и греет. Хорошо. Едва смог повернуться на бок. Увидел в лесочке каких-то людей. Спросил: «Это немцы?»
– «Нет, наши. А тебе в санбат нужно», – сказал один из бойцов. «Поехали к нашим», – уже прошептал Иван Дмитриевич…
Потом везли в машине в баню. Душевые были размещены в палатках. Едва вода попала на тело Ивана Дмитриевича, как всего его захлестнула ужасная, нестерпимая боль. И не его одного. Так никто и не помылся, лишь переоделись в свежее белье. Окруженцев разместили недалеко от этого места, в лесу. Стали хорошо кормить. Повар варил такой суп, что сверху в кастрюле плавало сантиметров пять жира. Каждому давали чекушку вина на день и чекушку чего-то черного, настоянного на спирту, на два дня. Привезли множество посылок с продуктами и всякой стряпней – ешь сколько хочешь. И это было словно издевательством каким-то: есть не мог никто. Некоторые умирали, так и не сумев восстановиться, – жили на одном усилии воли, пока была цель выйти к своим.