Однако поток повиновался мне, или правильнее сказать, стремился мне угодить. Но я, глядя на свое искаженное в нем отображение не мог с точностью уяснить, зачем дан мне этот поток и в чем собственно смысл моего с ним двусмысленного единения. То мутно-красным становился он, то водорослиево-зеленым, и лишь изредка мелькало просветленное дно, на мгновение приближая отражение к оригиналу.
5.
Теперь, когда сгустилась чернота ночи, лишь луна плавала по поверхности, ломаясь и извиваясь, превращенная водой в нечто пресмыкающееся. Снова и снова воспроизводила память костер неба и окровавленную реку, в которую вытекла тоска солнца, раненного бритвой взгляда, трансформирующего фактор радиуса в феномен соприкосновения земли и неба.
Река моя была как бы одновременно субъектом и объектом: первое - в отношении луны, второе - в отношении меня. При этом первое становилось возможным, благодаря второму.
Что есть поток как не последовательность неких состояний? А последовательность и состояние - суть сосуды, наполненные временем и пространством. Я же иной природы. Все, что течет, подвластно мне, но меня не затрагивает. "Я желаю чего-то", "я думаю о чем-то". Здесь "думаю", "желаю" и "я" принципиально отличны. "Я" - центр форм, но не часть. В смысле как таковом нет факта, в факте - ничего бессмысленного.
Как частицы воды бывают в луже, в озере, в капле дождя, и лишь попав в рамки русла, становятся рекой, так в природе, могут существовать независимые (в том смысле, в каком камень независим от камня) друг от друга мысли и чувства, являясь для личного сознания как бы средой обитания. Элементами этого сознания они становятся, обретая общность в направлении движения и оставляя единый след в прошлом в виде памяти, только благодаря "я".
6.
Придать единство чему-то движущемуся может только нечто неподвижное. Если предположить, что элемент рассматриваемой совокупности состояний, упорядочивающий движение ее изменяющихся элементов, движется сам, то если мы в принципе хотим говорить об организованности и целенаправленности, как характеристиках этой совокупности, придется вводить новый элемент, который будет упорядочивать движение первого упорядочивающего элемента. Если и этот второй меняется, то требуется третий для упорядочения движения второго. Таким образом, бесконечно растягивается поиск, пока он не завершен, никто добросовестно не в праве говорить о порядке.
Запуская в небо бумажного змея и желая, чтобы ветер имел возможность перемещать его лишь по определенной траектории, необходимо, чтоб кто-то при этом стоял на земле и держал за нитку. Когда сам держащий змея перемещается, то расчет возможной траектории полета необходимо проводить с соответствующей поправкой, то есть - от некой неподвижной абстрактной точки.