Вот именно там, на перекрестке, я и увидел дорожный знак-стрелу с названием «Рийека», а в скобках значилось Fiume. Там у меня и вспыхнуло красным лицо, я представил себе вдохновенного поэта-полководца, захватывающего город и обращающегося с пламенной речью к толпе оголтелых ардити, небритых, суровых, пахнущих вином и чесноком.
– Так что, Рийека – это хорватское название Фиуме? – спросил я Милана.
– Да, капитан, город был под итальянцами долгое время. Они и сейчас считают его своим, как и Триест.
– А почему на других указателях, ближе к Бышковцу, нет надписи «Фиуме»?
– Здесь бывало много туристов, – объяснил Славко и добавил: – For tourists.
От перекрестка еще час нам пришлось идти по красивой горной дороге в село, где жила сестра Милана. Я назвал дорогу горной, но на самом деле ее лучше было бы определить как предгорную, ибо село стояло в небольшой долине, образуемой рекой. Продвинувшаяся балканская весна в долине заставила зацвести плодовые деревья и заросли дикого орешника. Из них и выглядывало село своими трубами и крышами. Дом сестры Милана, ее звали Ве́сна, был старой каменной кладки обширной постройкой с небольшими окнами. Постройку окружали каменные же сараи, в которых, можно было догадаться, содержался скот. Всё различие между жилищами человека и животных состояло в количестве и качестве окон. В сараях окон было меньше, они были совсем небольшие и не имели стекол. С одной стороны к дому примыкал сад. С другой стороны, выше за домом можно было увидеть далматинских овец, пасшихся грациозной группой. Ноги у них выше обычных равнинных овец, и вообще издали эти овцы напоминают афганских борзых. Может быть, я об этом упоминал в иных местах, когда рассказывал об иных людях, не суть важно, здесь упоминаю опять. И над селом висел дым печей, хотя была середина дня.
Вышла Ве́сна, сказала, что муж ее, Предраг, будет вечером, солдат, он находится высоко над селом, там уже два года проходит фронт. «Спокойный фронт», – уверила нас она, обстрелы редки, и людей гибнет мало, хрваты по ту сторону фронта, некогда соседи, сейчас враги, не хотят гибнуть сами и поэтому не рвутся убивать соседей.
Вышли смущенные дети, общим числом шесть или семь. Так как они все время находились в движении, то сосчитать их было нелегко. Всех детей представили мне и Славко. Когда дошла очередь до девочки, носившей имя Яна, то Славко насторожился. Я увидел, его лицо подтянулось.
Милан за нашей спиной, кашлянув, признал Яну своей дочерью.
– Это моя дочка, – сказал он.
Как опытный «балкановед», я уже знал, что Яна – специфически хорватское имя, и можно с уверенностью сказать, что такое имя может быть дано дочке только хорватскими родителями.