– Сын у тебя, Ифан Ифановитщ, работает каращо. Мастер карощи. Б…ь буду, карощи мастер ист. Буду писайт – ударник.
– Данке шен на добром слове, Фердинанд Гансович, – Волобуев остановился и достал из кармана пачку дешевых папирос «Мотор». – Угощайся.
Майер взял папиросу, чиркнул зажигалкой и протянул огонек машинисту. Мужчины закурили. Молодежь уже ушла в здание депо, мимо торопясь прошагали еще несколько рабочих. Они на ходу приветствовали Майера и Волобуева, торопясь не опоздать к началу смены.
– Как сын, Фердинанд Гансович? – спросил Волобуев негромко. – Пишет?
– Я-а-а, – протянул мастер. – Пишет, я-а-а. В послетний письмо пишет – обер-лейтенант ист сделать его. Я ему писайт, он не встречать твой сестры сына? Он пишет – не встречать.
– Ну так что ж? Свободное дело. Твой-то – артиллерист, а наш-то в броневиках воюет… – Волобуев-старший затоптал сапогом окурок и протянул Майеру мозолистую ладонь, – Ну, бывай, Фердинанд Гансович, пойду. Да, в обед подойди к моему – баба моя тебе пирога с капустой передавала.
– Спасипо, – поблагодарил немец.
Ему хотелось сказать еще что-нибудь хорошее и доброе старому машинисту, но пока он подбирал слова, Волобуев уже ушел.
Майер снова посмотрел на часы. До начала смены оставалось пять минут десять секунд. Он с досадой прицокнул языком: в это время все уже должны переодеваться, а тут еще восемь человек не пришли. Хотя нет, не восемь, а шесть…
Мимо Майера вприпрыжку пробежали два ученика – Шутин и Шутов. Димка и Митька. Рабочие ремучастка, устав путаться в двоих Дмитриях, да еще и со схожими фамилиями, попросту перекрестили одного из пареньков в Митьку.
– Здрасьте, Фердинанд Гансыч, мы не опоздали? – пропыхтел на бегу Димка.
– Найн, – Фердинанд с трудом подавил улыбку. – У вас еще, – снова быстрый взгляд на часы, – трий минут, пять десять и еще четырь зекунд.
– Наддай! – выдохнул Митька, и оба паренька рванулись еще быстрее.
Майер посмотрел им вслед и тепло подумал: «Маленькие, но обязательные. Они успеют. Им не надо переодеваться: они так и ходят… то есть бегают в своих спецовках».
Снова раздался хруст гравия. В депо бежала машинистка мостового крана Люська Онуфриенко. Пробегая мимо Майера, он состроила умильное выражение и пропела:
– Доброго здоровьичка, товарищ Майер.
Мастер молча отвернулся. Люська была, как говорили в депо, «слаба на передок». Точного значения этого выражения Майер не понимал, но смысл уловил сразу же. Вот и сейчас – опаздывает. А почему? А вон сразу видно: под глазами – мешки, платье надето впопыхах, кое-как, и кажется… Майер втянул носом воздух. Нет, показалось, на этот раз – трезвая. Но он уже ловил девицу – нет, не пьяную, а как говорят здесь – «под мухой». Майер хмыкнул: почему «под мухой»? «Муха – это он понимает, die Fliege