— Постелите немедленно.
— Но…
Спустя секунду я с удивлением осознала, что сжимаю пальцы на тонком девичьем горле.
Находясь в такой опасной близости от её жаркого тела, я чувствовала головокружение, прямо-таки осязая на языке вкус страха и крови. Страх, словно навязчивый аромат духов расходился ароматными волнами.
— Государыня, что… что вы делаете?
Действительно, что я делаю?
Это всё её кровь. Это она заставила меня потерять голову. Кровь, пульсирующая в её венах, булькающая в её сердце. Сладко осознавать, что стоит разодрать ногтями белую нежную кожу, как кровь, алая и горячая, прольётся и напитает моё темное демоническое начало. А боль послужит вкусной приправой к пиршеству.
Моё лицо и лицо моей жертвы разделяли какие-то жалкие миллиметры. Несчастная побледнела от ужаса, на лбу под её белым чепчиком выступила испарина. Пряди волос, выбившиеся на волю, взмокли.
Чтоб Слепому Ткачу подавиться Мечом Света!
— Пошла вон! — рявкнула я, резко убрав руки и отступая.
— Простите, госу…
— Вон отсюда! Немедленно!!!
Искушение убить её, прямо сейчас, осушив сосуд до дна, было велико.
Почему нет? Почему я не могу взять то, что хочу?! Кто такая эта безродная дерзкая и глупая девчонка, чтобы я мучилась от жажды, иссыхая от голода? Вряд ли Дик*Кар*Стал станет возмущаться моим поступком, он ведь считает меня демоном, а демонам положено убивать людей.
Я могу осушить её, как стакан с вином. Я имею право — древнее право сильнейшего. Осушить, потом спалить, оставив лишь жирный липкий пепел и воспоминания…
Благие Боги, ну и дела! Я только что чуть не убила человека потому, что он не расстелил мне постель?
Служанка тряслась, словно осенний лист, прижималась к стене, боясь пошевелиться. Что ж ты видела на моём лице, девочка, что тебя эдак всю перекосило? Как отразилась в моих глазах твоя смерть? Ты ведь её в них прочитала, правда?
— Как тебя зовут? — обратилась я ней, стараясь спокойным голос унять страхи.
Убедить, что всё, ей привидевшееся, было лишь миражом. Неправдой.
— Пэйс, ваше величество, — ответила она мне дрожащим, еле слышным, голосом.
— Никогда не перечь мне, Пэйс. А теперь выполни свою работу и иди.
Пока Пэйс взбивала подушки, перины, одеяла, она старалась не смотреть в мою сторону. Выполнив, что велено, поклонилась и принялась пятиться к двери.
Вскоре я осталась в одиночестве, вольная сколько угодно размышлять над тем, почему, убивая людей, я испытываю угрызения совести? Разве, убив эту девку, у которой разума хватало только на то, чтобы голову чепчиком покрывать, я согрешила бы больше, чем грешат люди, убивая свинью для своего пропитания? Если убийство невинного — грех, то тогда все люди заядлые грешники, ведь свинья, овца, корова куда невинней любого представителя человеческого рода. Почему человеку для пропитания можно резать зверя, а демону человека убивать — нельзя? Почему одно нравственно, а другое — нет?