и еду на вынос.
Пока мы сидели вместе в этом симпатичном саду при пабе, полуденное солнце
перетекло в золотистый вечер. Доминик спросил:
- Итак, Бет, о чем ты мечтаешь?
- Я бы хотела путешествовать, - говорю я. – Я практически нигде не была. Хотела
бы расширить свой кругозор.
- Действительно? - выражение его лица совершенно непроницаемо, но его темные
глаза, казалось, опасно заблестели. - Посмотрим, что можно сделать.
Мой желудок камнем падает вниз. Что он имеет в виду? Я быстро сглатываю и
стараюсь придумать что-то забавное, начиная болтать о странах, которые хотела бы
посетить. Однако, волнение, сжигающее изнутри, не пропадает.
Алкоголь растекается по крови, и я начинаю по-настоящему расслабляться, теряя
последние остатки своей стеснительности. Я много шучу, пересказывая Доминику о
жизни дома и некоторые самые нелепые истории, произошедшие в период моей работы
официанткой. Он громко смеется, когда я описываю некоторых постоянных посетителей
нашего кафе и их регулярные чудачества.
Когда мы выходим из паба и отправляемся в ресторан, я так увлечена
рассказыванием веселых историй, что не замечаю, куда мы идем. Я прихожу в себя, когда
мы устраиваемся за другим столиком, установленным также на улице. Это, оказывается,
персидский ресторан. На этот раз мы сидим под навесом из виноградной лозы. Я чувствую
аромат мяса на гриле и понимаю, как сильно проголодалась. На столе перед нами
бутылочка охлажденного белого вина, вкусный салат из свежих овощей и зелени, тарелка
с хумусом и несколько горячих хлебных лепешек прямо из печки. Все выглядит
замечательно, и мы оба жадно приступаем к еде. Я практически сыта к тому времени, как
приносят основные блюда: ароматную баранину на гриле, еще один невероятно легий
салат и рис, который, хоть и выглядит очень просто, но на вкус просто фантастический:
сладкий и солоноватый одновременно.
За ужином наш разговор становится немного более личным. Я рассказала
Доминику о моих братьях и родителях, о том, каково было расти в нашем маленьком
городке, и почему меня тянуло к истории искусства. Оказалось, что Доминик
единственный ребенок в семье, и он описал, что значит воспитываться в окружении слуг и
нянек.
В возникшей атмосфере совместных признаний, казалось естественным, рассказать
ему немного об Адаме. Не много – я не упоминала ту страшную ночь и отвратительное
зрелище Адама и Ханны вместе – но достаточно, чтобы он понял, что мои первые