Единственным утешением было то, что на той встрече в парке с Мустафой, до которой я никак не дойду, Лешки со мной не было. Нужно было стоять насмерть, что он был просто прохожим, к которому обратился заблудившийся в Лондоне американец.
Я изложил свои соображения Кудинову.
— Ты считаешь, у меня есть шанс получить пулю в лоб сразу? — усомнился он.
— А ты непременно хочешь разделить мои муки? Друг мой Алекси, — так церемонно я назвал его применительно к обстоятельствам. — Ты прекрасно знаешь, что геройство не обязательно проявление ума и благородства. Оно часто идет рука об руку с глупостью и иногда даже сливается с ней воедино. Сейчас как раз такой случай. Да, героем ты не станешь, но и дураком тоже.
— Это ты сейчас глупость сказал, — буркнул Лешка.
И передо мной вдруг во всех подробностях предстала та сцена. Как мы обсуждали с ним и с Моховым, какую кость нам бросить лондонской резидентуре. Вот так же Кудинов сказал, что я сморозил какую-то глупость. Я ответил, что так я избавляюсь от мыслей, которым не место в умной голове. А Лешка предупредил, чтобы я был с этим поосторожнее, потому что глупость заразительна.
Это он не прав был. Моя зараза так при мне и осталась, он-то здесь ни при чем.
Однако в этих обстоятельствах меня почти так же, как возможный приезд дежурного вивисектора, беспокоила Джессика. Я ведь сегодня должен был улететь домой. От Лондона до Нью-Йорка восемь часов полета, пять часов разницы во времени. Мой самолет должен был приземлиться в семь вечера в Кеннеди, в Лондоне будет полночь. Но это не значит, что у меня почти восемь часов в запасе. Я ведь обычно звоню домой перед вылетом, уже из самолета. А в ситуации, когда в самолете меня нет, точно уж позвонил бы и что-то соврал.
Я заворочался и вздохнул.
— Что? — спросил Кудинов.
— Мне надо бы позвонить домой.
Лешка, разумеется, в курсе. Ну, что Джессика и не подозревает, чем на самом деле я занимаюсь, когда уезжаю по якобы туристическим делам. Что она вообще ни о чем не знает.
— Ты хочешь сделать это сейчас? С телефона, который остался нашей единственной надеждой?
— А как я потом объясню, почему не позвонил? Я же не в Сомали ездил и не в Антарктиду.
Кудинов откинул голову и смотрит на меня своим взглядом денди. Он не потому все это говорит, что боится. Ему нравится дружески мучить меня. Ну так, слегка покусывать.
— А ты бы что предпочел? Дать жене придуманное объяснение самому или пусть потом за тебя скажут правду другие?
Красиво излагает! Интеллектуал.
— Что, я сам не знаю, что это риск? — говорю я.
— Да ладно! Звони, звони, раз надо. — Лешка искренне это говорит. — Почему нас обязательно должны застукать?