— В лес, конечно! — одновременно воскликнули Шмуль и Васька.
— Вот об этом мы и должны сообщить директрисе, — кивнула я, вставая из-за стола. — Кто из вас умеет менять почерк? Шмуль? Улька? Ах нет, ты ж пишешь, как курица лапой — Жаба точно ни с кем не перепутает… эх, опять все самой! Вась, найди мне бумагу — будем сочинять директрисе письмо. Анонимное, само собой — я не хочу, чтобы меня потом допрашивали с пристрастием. Подбросим кому-нибудь из преподов посообразительнее, а там пусть разбираются, где и как им ловить сбежавшего вампира. Уль, чего стоишь? Беги за свечами — тут довольно темно, а мне дорого мое зрение. Сар, Рас… обеспечьте нам пустое помещение — не хочу, чтобы кто-нибудь подслушивал. Шмуль, присмотри за кухней, чтобы хозяин не помешал. А ты, Зырян, загляни-ка в ближайшее будущее — вдруг вампира можно обнаружить с помощью прозрения?
Народ посветлел лицами и разбежался кто куда, а я устало опустилась обратно на лавку.
— Ты — прирожденный лидер, — тихонько хмыкнул Сар, наклонившись к моему уху. — Знаешь, как подавить в зародыше бунт и чем отвлечь чрезмерно увлекшихся глупой затеей подростков.
Я раздраженно на него покосилась.
— Самый умный, да?
— Не без этого, — беззвучно рассмеялся волк. — Но не бойся — я тебя не выдам. Я просто рад, что ты оказалась благоразумнее остальных.
— Вот спасибо за комплимент!
— Не за что, Хель, — неожиданно посерьезнел оборотень. — Ты не думай — мы не подведем. Если придется — и с вампиром схватимся, и самим Князем Тьмы. Я просто хотел выразить свое восхищение твоими талантами. Ты не хватаешься за невозможное, но стараешься сделать все, на что способна. Умеешь видеть главное в людях. Правильно улавливаешь суть. Способна быть жестокой. Но при этом всегда заботишься о своих. Четко отделяешь личное от всего остального. Это — качества лидера, Хель. И я рад, что они у тебя есть. Это немного упрощает нашу задачу.
Я вопросительно приподняла брови.
— Какую? Сохранить мне жизнь?
— Не только, — усмехнулся Сар и, заметив возвращающуюся Ульку, стремительно отодвинулся, словно ничего и не было.
— Готово, — возвестила широко улыбающаяся баньши, шлепнув на стол передо мной целую стопку бумаги. — Трактирщик не хотел давать их Ваське, но я его переубедила.
— Заплатила, что ль? — хихикнул сверху подлетевший Шмуль.
Улька гордо вскинула голову.
— Пообещала, что, если не отдаст, я сильно расстроюсь. А когда я расстраиваюсь, я плачу. Когда плачу, то почти всегда кричу. А когда я кричу…
— Дальше можешь не продолжать, — хмыкнула я, придвигая ближе бумагу и зажигая свечи. — Он просто побоялся, что ты опять все бутылки перебьешь. Разрушительное действие твоих воплей он успел запомнить с того времени, как мы праздновали тут выпускной. Когда ты, расчувствовавшись, принялась горланить прощальную песнь и так расстаралась, что он потом два дня сгребал осыпавшиеся с полок осколки. И мы выплачивали ему немаленькую компенсацию, надеясь, что он не сразу выяснит, что бутылки разбились не только в зале, но и в погребе. Просто потому, что последний куплет ты допевала лежа и долго пыталась понять, почему тебя никто не поддерживает.