Впрочем, в актовом зале, служившем также и репетиционным, с девушки слетел весь романтический настрой. В работе она не привыкла халтурить и сейчас полностью отдалась своей роли, забыв на время об амурных делах.
Ей нравилась пьеса, в которой она играла. Нравились её партнёры по сцене – одноклассники, каждый из которых с таким жаром отдавался своей роли, что невозможно было ему не поверить. Когда они репетировали, Вере всё время казалось, что она, стремительно ворвавшись с мороза в уютный тёплый дом, с порога вдыхает волшебные ароматы хвои, имбирных пряников, корицы, мандаринов и горячего шоколада – настолько светло и радостно становилось у неё на душе. Она искренне верила в то, что у неё счастливая семья с мужем Джоном (особенно приятно было, что его зовут так же, как мистера Бэнкса), что у них есть маленький ребёнок и славная милая нянюшка-подросток Тилли, а также в то, что дух их семейного очага охраняет добрый Сверчок…
Вершиной её вокального мастерства и гвоздём всего спектакля было исполнение песни «Что это за дитя?», о которой упоминал в машине мистер Бэнкс. Когда Вера, стоя на сцене, выводила строки о рождении Христа, поднимаясь всё выше и выше – так, что, казалось, её голос парил где-то в небесных сферах, невозможно было удержаться от слёз.
– What child is this, who, laid to rest,
On Mary's lap is sleeping?
Whom angels greet with anthems sweet,
While shepherds watch are keeping?
Что за дитя в хлеву чужом
Мария охраняет?
Небесный хор поёт о нём,
А пастухи внимают…
А в конце пьесы, вместо финального поклона, все герои спектакля: и Джон, и Крошка, и Тилли, и Мэй, и Тэклтон, и Эдвард, и Берта, и Калеб – выходили на сцену, взявшись за руки, и исполняли хором знаменитую песню Леннона «Happy Christmas (War Is Over)», которую он написал в знак протеста против войны во Вьетнаме и которая стала негласным гимном мира для всех людей:
– And so happy Christmas
For black and for white,
For yellow and red ones,
Let's stop all the fight!
Итак, счастливого Рождества
Для тёмных и бледнолицых,
Для жёлтых и краснокожих,
Давайте прекратим бойню!
На этот раз Вере пришлось репетировать в одиночку. Она пела песню за песней в полутёмном зале, заручившись молчаливым одобрением мистера Стрикленда. Он сидел в первом ряду, менял минусовые фонограммы в проигрывателе, настраивая звук, и периодически знаками показывал Вере, как ей следует подавать себя в той или иной песне – вот здесь лучше сдерживать жестикуляцию, а вот здесь не мешало бы побольше «языка тела»…
Петь в пустом зале было занятно и волнующе. Вере казалось, что во всем мире нет больше ничего, кроме её голоса – он эхом разносился по всему залу. Она пела очень хорошо и знала это, но, приученная бабушкой к перфекционизму, пропевала сложные отрывки снова и снова.