Лишь бы его услышала длака.
Пальцы деда Гриши отпустили тетиву.
* * *
Кровь смешивалась с водой, текла в раковину и исчезала в стоящем под умывальником эмалированном ведре.
Стучащие в зале ходики показывали двенадцать ночи.
Пару часов назад наконец-то перестал падать снег, а дед Гриша оставил на пне перед земляной пещерой голову своего сына.
– Едва управились, – сказал он, повернувшись к сидящей на стуле бабе Гале. Ее глаза смотрели в пол, все еще неготовые простить ему Андрейкин мизинец.
Подзор с лосиными рогами лежал там же, где и был оставлен.
– Андрейку на поезд посадили, тоже все хорошо. Наши передадут, что с ножом заигрался. А Игоряша в лесу заблудился.
Он подошел ближе и положил руку старухе на плечо:
– Ну не надо, Галя. Ты же знаешь – нельзя по-другому. Убивает своя плоть и кровь. Всегда так было.
– Было… – глухо повторила баба Галя. – Только кому оно сейчас надо.
Дед Гриша вздохнул, присел на соседний стул и взял ее за руку.
Тяжело.
Понятно, что тяжело. И ему тоже. Но есть правильные тропинки и неправильные. И за проступки сына должен отвечать либо отец, либо внук.
Лучше уж это ляжет на его плечи. Сломаются – так и черт с ними, и так немало пожили.
Внезапно в дверь постучали.
– Кто это в такой поздний час? К тебе, Гриша? – Баба Галя тревожно посмотрела в прихожую.
Из сенков послышалось шелестящее дыхание, складывающееся в едва разборчивые слова:
Скрипи, нога, скрипи, липовая!
И вода-то спит, и земля-то спит.
И по селам спят, и по деревням спят.
Только мать с отцом глаза не сомкнут.
Не спится им на моей ноге.
Дед Гриша бросился к кровати и откинул в сторону подушку.
Под ней лежала отрезанная медвежья лапа.
Шерсть на ней покачивалась из стороны в сторону.
Живая.
– Ну, друг, приду-у-умал… – улыбнулся дед. – Стало быть, теперь завсегда снег будет падать вверх. Что ж, будь по-твоему. Эй, сынка, – крикнул он громче в сторону сенков, – чего как неродной в дверях стоишь? Заходи давай.
Дверь открылась.
За ней стоял Игорь. Вместо кожи на нем налипла земля и сухая трава, а из отрезанной ноги торчал исцарапанный медвежьими когтями обрубок липы. Дед Гриша вспомнил, как однажды Андрейка рассказывал ему о живущем в лесу человеке с палочкой. Тогда ему казалось, что палочка должна быть в руках у человечка.
А на деле-то вон как, оказывается.
Игорь улыбнулся, показав родителям торчащие изо рта звериные клыки, и перешагнул через порог.
Деревянный обрубок глухо стукнул по доскам пола.