– Когда добрые дела сделаем, – парировала Яна.
Мама оцепенело улыбалась, пока они надевали пальтишки, пока сестра помогала младшему брату укутаться в платок.
Подъезд смердел отходами человеческой жизнедеятельности. Канализацию отключили, а у большинства жильцов не хватало сил вынести экскременты на улицу.
– Почему мама не попросила у тети Тамары жмых?
– Потому что клянчить – нехорошо, – пояснила Яна.
– А что такое «бифштекс»?
Девочка замялась, решая, что хуже – соврать или правдой раздразнить и без того бурную братика.
– Не знаю, – сказала она, решив.
На втором этаже она остановилась и постучала в дверь:
– Стелла Сергеевна! У вас все нормально? Стелла Сергеевна!
Пожилая соседка работала в Публичной библиотеке и, когда была возможность, угощала детей сахаром. По утрам она играла на пианино Гайдна, Грига, Дебюсси. Особенно Яне нравились рапсодии Рахманинова.
– Ее забрал Африкан, – сказал Савва, топчась в луже нечистот.
«Опять двадцать пять», – вздохнула Яна мысленно.
– Я тебе говорила, что никакого Африкана не существует? Как и Кощея, и Змея Горыныча.
– Он существует, – упорствовал Савва, – я его ночью видел.
– Он тебе приснился?
– Не-а. Ты уснула, а я в окно посмотрел. Он у нас по двору ходил. Вот такой высокий!
Савва встал на цыпочки и поднял к потолку руку с деревянной лопаткой.
– Такой? – Яна отмеряла рост по своему плечу.
– Не! Как два этажа, вот!
– Ну-ну, – девочка повторно постучала в дверь и, не дождавшись ответа, побежала по ступенькам. Уточнила на бегу: – Он что, из Африки, что ли? Негр?
– Он Африкан.
– Ясно. А почему он должен был забрать Стеллу Сергеевну?
– Потому что он плохой, – Савва пыхтел от того, что приходилось пережевывать очевидные факты. – Самый плохой.
Они вышли из подъезда, и Яна проверила, хорошо ли сидит на брате ушанка. Близился март, но аномально холодная зима по-прежнему властвовала в Ленинграде.
– Подумай, Савелий, бывает ли на свете кто-нибудь хуже фашистов?
Савва честно думал полминуты.
– Африкан, – сказал он, взвесив все «за» и «против».
– Дурачок ты, Савелий, – Яна одарила брата легким подзатыльником.
Выбегая из арки, дети едва не врезались в дворника Лядова. Худой, как жердь, с опухшим от водянки лицом, он апатично ковырял снег лопатой.
Лядова контузило на финской войне, и как-то мама сказала, что у него гречка в голове, а Савва расплакался, услышав слово «гречка».
– Здравствуйте, дядя Архип, – приветствовала соседа Яна.
Мужчина уставился на нее воспаленными глазами. Пробормотал что-то нечленораздельное. Савва подергал за рукав снизу. Прошептал:
– Спроси у дяди Архипа.