Дай мне ладонь, скажи мне, что я здесь, –
Прикоснись, скажи мне, что я есть.
Сергей Калугин
Негромко скрипнули дверные петли. В помещение, тесное и сумрачное, проник луч слабого света. Он скользнул по загадочному внутреннему убранству, множеству сложных механических частей из меди, дерева и стали. Затем, впустив кого-то, дверь закрылась, сухо щелкнув пружинным замком. И стало заметно, что темнота не безраздельно царит в этим месте – в дальнем углу мастерской теплился огонек электрической лампы, желто-оранжевый и пульсирующий.
Он освещал большой верстак, густо заставленный множеством деталей и инструментов. Над верстаком сгорбился человек, неотрывно глядевший в закрепленное на штативе увеличительное стекло чуть не с тарелку размером. Руки его под этим стеклом занимались сборкой удивительно тонкого узла, составленного из кулачков, поршневых толкателей и спиральной пружины. Работа была кропотливой и поглощала человека целиком.
Скрытый темнотой гость осторожно продвигался среди многочисленных полок и стендов. Предметы на них подозрительно походили на людские конечности, хирургически аккуратно отделенные и разложенные по местам, как на экспозиции. В мастерской витала режущая обоняние смесь ароматов: смазка и припой, медь и канифоль, марганец и уксус. Доски пола хрустели от рассыпанной по ним окалины. Гостья – в слабом свете лампы наконец стало видно, что это женщина, – одновременно старалась и ничего не задеть, и привлечь внимание хозяина мастерской. Но тот даже на секунду не оторвался от своей работы.
Она приблизилась к нему почти вплотную, остановившись у большого застекленного шкафа, на полках которого были выстроены небольшие фигурки, мужские и женские. Рассмотреть их в деталях не позволял слабый свет. Женщина негромко кашлянула, потом, подождав, кашлянула еще раз.
– Можете не стараться, – прозвучал из темноты голос, заставив гостью вздрогнуть. Он исходил из укрытого густой тенью угла, куда совершенно не попадал свет лампы. До этого момента женщина даже не подозревала, что там кто-то есть.
– Наш майстер Цвак последние годы стал туговат на ухо, – продолжал голос невозмутимо. – Одним только деликатным покашливанием его не дозваться. Особенно когда он занят работой.
Человек за верстаком, вздрогнув, оторвался от увеличительного стекла.
– В чем дело, Шафранек? Вы что-то сказали, кажется?
– Чтобы именно сказал – так, пожалуй, что нет. У нас гостья, майстер Цвак.
– Гостья? – Названный Цваком обернулся.
Он был уже совсем стар. Седые волосы редкими локонами спадали ему на плечи, темя же было совершенно лысым, как тонзура доминиканца. Морщинистое лицо с длинным, почти касающимся подбородка носом напоминало печеное яблоко и формой, и цветом. Только щеки удивительным образом сохранили гладкость и румянец, словно у ребенка. Бледные полуслепые глаза белесо блестели в отсветах лампы.