— Может быть, Крест сгорел во время пожара, — задумчиво предположил Ватсон.
— Крест не мог сгореть, святыни не исчезают! — гневно воскликнул кот.
— Конечно, он не мог сгореть, — прошептал Кирилл.
И открыл глаза. Перед ним стояла мадам Толстая.
— Как можно спать на самом солнцепеке, мальчик? Ты же сгоришь, склонилась над ним старая дама.
Кирилл от неожиданности встал на четвереньки.
Перед ним в той же позе стоял кот.
А тем временем в Архангельском происходили не менее удивительные события. Правда, их истинный смысл открылся нам только после того, как мы с Ватсоном, встретившись вечером возле старого сарая, смогли, наконец, сопоставить свои впечатления от итогов этого необычного дня. Впрочем, не будем забегать вперед и продолжим наш рассказ с того момента, когда Александр Иванович, кузен мадам Толстой, застав меня, непрошенного гостя, у своего письменного стола, в столь любезной и, не скрою, лестной для меня форме ("мой юный любознательный друг") предложил мне познакомиться.
Хорошо усвоенные мной советы знаменитого сыщика (откровенность порой бывает лучшим способом маскировки) подсказали мне, что представляться Ватсоном (а именно это, как вы помните, предусматривал первоначальный план действий), являясь на самом деле Шерлоком Холмсом, было бы так же наивно, как если бы, к примеру, профессор Мориарти попытался выдать себя за хромого боцмана из "Тайны четырех". Короче, я рассказал кузену все. Вернее, почти все, включая подозрения, возникшие у нас с Ватсонов в отношении его регулярных визитов к мадам Толстой. Но об истинных целях нашего, не скрою, не вполне тактичного вмешательства в частную жизнь наших соседей — поисках ключа от замка на чердаке старого сарая, — разумеется, не обмолвился ни словом. И, как вскоре выяснилось, моя предусмотрительность оказалась совершенно оправданной.
Здесь, думаю, будет уместно несколько отступить от нашего правдивого рассказа и вспомнить о не столь давно приключившемся со мной неприятном происшествии, выход из которого, как и в этот раз, мне удалось найти с помощью некоторой, впрочем, оправданной обстоятельствами мистификации. Дело в том, что с некоторых пор в нашем в целом дружном классе завелись два злостных нарушителя школьной дисциплины, назовем их, скажем, Хмырь и Чмо (разумеется, условно — предавать огласке имена этих, называя вещи своими именами, хулиганов было бы — цитирую папу — неэтично). Описывать все, что они творили не только на переменах, но и во время уроков, было бы излишним. Скажу только, что объектом их особого внимания в силу каких-то не вполне ясных мне причин стали мы с Ватсоном. И уже упомянутая выше Клава Козлова, с которой нас с Кириллом с первого класса связывали теплые товарищеские отношения.