– Отлучиться? Сейчас? – С его губ сорвался то ли стон, то ли вздох. – Пейдж, опомнись! За тобой охотится вся цитадель. Тебе нельзя разгуливать по ночам.
Сайен и так многое отнял, но лишить меня ночи ему не удастся.
– Так надо, – коротко ответила я.
– Хорошо, но хотя бы скажи, куда собралась.
– Пока не знаю. На всякий случай не отходи далеко от телефона.
Ник молчал, прислонившись к дымовой трубе. На нервной почве у меня кусок не лез в горло, но я развернула салфетку и заставила себя съесть немного засахаренного имбиря.
Биг-Бен пробил пять. Скоро ДКО вернутся в казармы после двенадцатичасовой охоты, уступив пост своим «зрячим» напарникам. Я преисполнилась решимости. Уже достаточно стемнело, можно начинать поиски.
– Пейдж, – сказал Ник, – я давно хотел тебе сказать, просто момент вечно был неподходящий… то одно, то другое. – Его черты резко обозначились во мраке. – В общем, я признался Зику. Та стычка со Стражем, когда он забрал тебя, совсем выбила меня из колеи, а Зик все время был рядом и… – Он вдруг закашлялся. – Короче, само вырвалось.
Я накрыла его дрожащую ладонь своей:
– И?
Уголки его рта чуть дрогнули в улыбке.
– Он ответил, что испытывает то же самое.
На долю секунды сердце у меня болезненно сжалось. Ник с тревогой наблюдал за мной. Я порывисто потянулась и поцеловала его в прохладную щеку.
– Ник Найгард, ты заслуживаешь это как никто другой.
Он широко улыбнулся, прижал меня к груди и радостно засмеялся.
– Я так счастлив, sötnos. Впервые за долгое время у меня появилась вера в лучшее. – Ник прижался подбородком к моей макушке. – Похоже на бред, правда?
– Это точно. Но если бредите вы оба, тогда порядок.
Его сердце билось так стремительно, словно за этим счастьем Ник гнался много-много лет.
– Джексону говорить нельзя, – тихо добавил он. – Ты ведь сохранишь наш секрет?
– Конечно.
Джекс категорически запретил нам заводить отношения (одно только слово злило его до крайности) дольше чем на одну ночь. Да он озвереет, если узнает про интрижку у себя под носом. Запросто вышвырнет обоих. С него станется, особенно сейчас.
Через чердачное окно мы тихонько спустились в мансарду, стараясь не наступить на разбросанные повсюду палитры. Тут же стоял холст с наброском лошади.
– Джекс добыл Элизе новую музу, – сообщил Ник. – Джордж Фредерик Уоттс, викторианский художник.
– С Элизой что-то происходит в последнее время, – обеспокоенно заметила я. – Она прямо сама не своя.
– Я спрашивал у нее. Говорит – друг серьезно болен.
– Друг? «У „Семи печатей“ не бывает друзей. Есть только те, кто может нас сломить, и те, кто не может», – процитировала я Джексона.