– Кто это сделал? – спросила я, отпрянув.
– Один из падших ангелов Наширы. – Страж ласково погладил меня по щеке. – Его имя хранится в секрете, а может, просто забылось со временем.
Амарант – единственное средство унять такую боль. Надо отдать должное Нашире: она знала, как удержать предателя на коротком поводке.
Сквозь чердачное окошко сочился лунный свет. Мы сидели, не разжимая объятий. В висках стучал адреналин. Снизу наши лабиринты учуять невозможно; если кто-нибудь поднимется, нас сразу раскроют.
– Рано или поздно я все равно погасну.
– Ценное замечание, – хмыкнул Страж, – и весьма эгоистичное в придачу. Меня в расчет ты не берешь.
– Дело не в этом. Просто ничто не вечно под солнцем.
– Согласен. – Он коснулся серебристой полоски лунного света у меня на талии. – Хорошо, что мы сейчас под луной.
Я улыбнулась.
Внизу кто-то заиграл на рояле. Не заклинатель, поскольку в мелодии не ощущалось присутствия фантомов.
Я вопросительно взглянула на Стража.
– Сесиль Шаминад, «Элегия», – моментально пояснил тот.
– Признайся, у тебя в голове музыкальный автомат?
– Хм… – Он откинул локон с моего лба. – Прекрасный штрих к лабиринту.
Меня вдруг охватила паника, как бывало при виде редкого украшения или инструмента на черном рынке. Казалось, безделушка вот-вот выскользнет из рук и разобьется – глазом не успеешь моргнуть. Я прижала ладонь к его животу, ощущая ровное, размеренное дыхание.
– Если мы намерены продолжать в том же духе, – мягко проговорил Страж, – сколько бы это ни продлилось, нельзя, чтобы Рантаны узнали.
Иначе они просто уничтожат меня, его, наш шаткий союз. Слишком высокая цена за право находиться друг с другом.
Обуревавшее меня чувство было искренним, безрассудным, из тех, что Джексон на дух не выносил.
Страж смотрел на меня в упор. Хотелось ответить: «Это не имеет значения», но слова замерли на губах. Слишком откровенная ложь, и потом, меня не спрашивали, а просто поставили перед фактом.
Я повернулась, прижавшись спиной к его груди, и рассеянно уставилась в окно.
– Столько лет ничего не замечать… Не видеть, что творится в Синдикате.
– Прости, но верится с трудом.
– Нет, я не сомневалась, что тамошняя система порочна на корню, но чтобы до такой степени? Аббатиса со Старьевщиком затеяли нечто ужасное, и это как-то связано с рефаитами. Ума не приложу, в чем суть, но мне кажется, ответ лежит прямо на поверхности. – Я коснулась испещренных шрамами пальцев. – Тот предатель, выдавший вас. Ты знаешь его в лицо?
– Возможно. Беда в том, что мне неизвестно, кто именно нас предал.
Наверняка незнание грызло его все эти годы.