Я молча взял баклагу и отхлебнул горьковатой вяжущей жидкости. Что за дрянь такая? Уж явно не пиво, да и вообще не алкоголь. Какой-то химический отвар, три четверти «Юпи», два «Зуко» или еще какой дряни под названием «Сок сухой растворимый» из моей юности, три ложки соды, соль и перец по вкусу, все вскипятить на водяной бане и дать настояться. Пить маленькими глотками, преодолевая отвращение. Рыгать — по желанию. Впрочем, я настолько хотел пить, что выхлебал половину баклаги, прежде чем меня передернуло, жидкость вязко колыхнулась в желудке, но я усилием воли удержал ее внутри.
— Антидот, — пояснил Рикет, тряхнув сальными патлами. — Против глейва. Надо пить до, во время и после. Тебе, правда, пить уже поздновато, но хоть силенок прибавится. Пей все, мне это пойло без надобности, — он хитро прищурился, — у меня свои секреты.
Внезапно от бурлящей массы отпочковалось вытянутое, похожее на кляксу пятно.
Рикет привстал на цыпочки, всмотрелся и застонал:
— Нет, нет, только не сюда! Только не сюда, помоги нам Спящий! Только не сюда-а-а! Тут же закрытое место!
Разумеется, пятно направилось именно «сюда». После стольких пинков судьбы я бы очень удивился, направься пятно в другое место. Похоже, я начинал, как магнит, притягивать неудачи. Проныра стремительным движением отобрал флягу и сделал несколько жадных глотков, приплясывая, как человек, которому приспичило в метро.
— Ва-а-ако! К нам в гости прется имагон! Ой, нехорошо! Ой, плохо! А я думал, пересидим тихо. Как же он увидел? Как почувствовал? Ой, я как знал, нельзя было сегодня вставать с левой ноги!
Вако оказалась рядом, привстав, всмотрелась в сумрак. Кивнула. Обернулась и взглянула на меня — мрачно.
— Щусенок сказал правду. Собирайся, остроухий, тебе быть на первом рубеже нашей обороны.
Лицо Рикета исказила глумливая усмешка.
— Ох-х, Джорек по прозвищу Лис, теперь уж мы будем драться без шуток да прибауток! Ух-х, ох-х! Умоемся красным и уйдем со вкусом, верно?
Я с размаха двинул ему в зубы.
Удар вышел хлипкий, просто беспомощный тычок, а не удар, до того я ослабел. Рикет нырнул под мой кулак, отпрыгнул и ухмыльнулся совершенно беспардонно. Выражение его лица получилась до того обидное, что в моей груди вновь зажглась яростная злоба.
Она же и прибавила мне сил, да и проворства накинула немало.
Я поймал воренка шлепком ладони в ухо, другой рукой схватил за воротник, поднял, встряхнул и саданул пудовым кулачищем под ложечку.
Ну а затем проделал такое, что раньше — еще в бытность мою простым Тихой Громовым — повергло бы меня в состояние шока.