Кутехин плюнул и зашагал в сторону мехдвора.
Никто в предпраздничный день там, конечно, не работал. Механизаторы сидели в сарае мастерской и курили, обдумывая, где бы достать выпивки. Можно было, конечно, сходить к Акуле Степановне, но та драла теперь за самогонку как за настоящую водку, и ходить к ней стало накладно. Тем более что причапал в сарай и старик Летунков…
Летунков убег с колхоза еще в конце пятидесятых. Убег он без справки, и сейчас непрерывно рассказывал про свою беспаспортную жизнь. Кутехин знал, что Летунков батрачил и в катаре у казаха-чабана, и на винограднике у старой абхазки — изработался совсем и, устаревший, вернулся назад в Забелье. Времена, слава Богу, изменились, и Летункову удалось даже выхлопотать пенсию, поскольку до своей беспаспортной жизни, до побега из колхоза, успел он на вполне законных основаниях повоевать и даже заслужил на фронте два ордена солдатской Славы. Так что в связи со все возрастающими заботами партии и правительства о фронтовиках определили Летункову пенсию— целых двадцать восемь рублей. Деньги, что и говорить, немалые, но к Акуле Степановне не больно с ними походишь. А выпить Летунков любил… Для этого и терся возле механизаторов. Потому как хотя и очерствели сердца механизаторов в развернувшейся борьбе с алкоголизмом, но окаменеть еще не успели, и наливали они Летункову. Немного наливали, но наливали. Уж очень жалостливо рассказывал дед про свою жизнь. Прямо плакать хотелось, послушав, как мордовали его по всей Советской Союзе…
Сейчас тоже рвал Летунков сердца мужиков. Худой, изработанный, сидел он на старой покрышке и рассказывал о своем первом хозяине.
— У его сыновья в аспирантурах учились… — слюнявя папироску, говорил Летунков. — Вот и жал он нас. Ему ж и взятки давать надо, и сыновьям на жизнь посылать. А сам работать не любил. Только водку с начальством трескал… Вот у него и постигал я свои беспаспортные права. Один раз и сказал поперек. Рассердился, распсиховался, что он важенок велел забить. Ну и началась, конешное дело, наука. Приехали милиционеры якуцкие, связали меня и давай ногами топтать. А потом свезли на станцию и бросили. Да, ребяты… Слава Богу, что не знаете вы такой жизни.
— А на хрена тебе, дед, было с колхозу бежать? — плюнув, спросил тракторист Петруха. — Жил бы здесь на законном основании.
— Ты, парень, той жизни не шохал… — вздохнул Летунков. — Тут с голоду тогда народ пух, а на работу хуже чем в немецком концлагере гоняли. Никита Сергеевич тогда кумунйзьму решил построить. Не, не знаешь ты, парень, этово…