— Ты ничего не могла сделать, — сказал водитель, словно читая ее мысли. — Я не такой, как ты. Я не такой, как все. Я… особенный.
В его голосе не слышалось никаких чувств, и пожилая женщина содрогнулась:
— Я любила тебя. Надеюсь, ты это понимаешь. Я люблю тебя до сих пор.
— Знаю, — спокойно ответил ветеринар, подаваясь вперед и высматривая что-то за лобовым стеклом, среди тьмы и метели.
— Ты счастлив? — спросила вдруг его мать.
Она сама удивилась, откуда взялся этот вопрос, но он был искренним. Был ли ее сын счастлив?
— Ну, до сих пор жизнь у меня была лучше, чем у большинства людей, — отозвался Юнас.
От его улыбки у Хельги по коже пробежали мурашки. Но так наверняка и было. Жизнь у него была лучше, чем у нее. Она всегда жила, задавленная страхом перед той правдой, которую отказывалась видеть.
— Может быть, дело обстоит иначе — мы правы, а ты не права? — добавил Перссон.
Пассажирка не поняла до конца, что он имел в виду, и некоторое время размышляла над его словами. Но затем, поняв, о чем идет речь, она загрустила:
— Нет, Юнас, не думаю, чтобы я ошибалась.
— Почему? Ведь теперь ты доказала, что мы совсем не такие разные.
При этой мысли лицо у старой женщины перекосилось, и она приготовилась защищаться от той правды, которая содержалась в словах ее сына.
— То, что мать защищает свое дитя, — самый основополагающий инстинкт на свете. Нет ничего более естественного. А все остальное… ненормально.
— Правда? — Впервые за все время поездки ветеринар взглянул на нее. — Не могу с тобой согласиться.
— Ты не можешь просто сказать, что мы будем делать, когда доберемся до места? — спросила Хельга.
Она пыталась понять, как далеко им еще ехать, но из-за тьмы и метели это не представлялось возможным.
— Увидишь, когда мы приедем, — ответил Юнас. За окнами машины продолжал падать снег.
* * *
Домой Эрика пришла в отвратительном настроении. Радость писательницы по поводу того, что она помогла сдвинуть расследование с мертвой точки, немедленно сменилась разочарованием, когда ее не взяли с собой на ферму Юнаса и Марты. Она всеми правдами и неправдами пыталась уговорить Патрика, но он был тверд, как гранитная скала, и ей оставалось лишь подчиниться и уехать домой. Теперь она будет лежать всю ночь без сна, недоумевая, что же там происходит.
Навстречу ей из гостиной вышла Анна.
— Ну что, как дети? — начала было Фальк, но вдруг остановилась на полуслове. — Какой у тебя радостный вид! Что-нибудь случилось?
— Да, Дан приходил сюда, — ответила ее сестра. — Спасибо тебе, дорогая, что ты поговорила с ним! — Она натянула куртку и засунула ноги в ботинки. — Думаю, теперь все будет хорошо. Остальное расскажу завтра.