— Разве не рискованно пускать половину Фьельбаки топтаться по лесу? — удивилась писательница. — Они же затопчут все следы!
— Само собой, но мы ведь понятия не имеем, долго ли Виктория ходила по лесу и откуда она пришла, а все следы сегодня утром все равно замело снегом. Так что мне подумалось, что стоит рискнуть.
— А как прошла пресс-конференция? — спросила Эрика, вынимая блюдо из микроволновки и ставя его на стол.
— Нам пока нечего было сказать, так что она в основном проходила так: журналисты задавали вопросы, а мы не могли на них ответить.
Патрик потянулся за булочкой, но тут же ругнулся и выпустил ее.
— Дай им сначала остыть, — улыбнулась его жена.
— Спасибо за совет. — Хедстрём подул себе на пальцы.
— Вы не могли ответить из соображений следствия?
— Эх, мне бы хотелось, чтобы это было так, но на самом деле главной причиной было то, что нам самим ничегошеньки не известно. Когда она пропала, казалось, что она просто растворилась в воздухе. Никаких следов, никто ничего не видел, никто ничего не слышал, никакой связи с другими пропавшими девочками. И вдруг она взяла и появилась.
Некоторое время супруги сидели молча. Патрик снова потрогал булочку и констатировал, что она достаточно остыла.
— Я кое-что слышала о ее повреждениях, — осторожно проговорила писательница.
Глава семьи заколебался. Строго говоря, он не должен обсуждать это ни с кем за пределами следственной группы, но слухи, судя по всему, уже распространились, а ему так важно было выговориться. Эрика — не только его жена, но и лучший друг. Кроме того, ум у нее был куда острее, чем у него.
— Так и есть, — не стал отрицать полицейский. — Правда, я не знаю, что именно ты слышала.
Он выиграл немного времени, откусив от булочки, однако ему стало не по себе, и творение его матери показалось ему совсем не таким вкусным, как обычно.
— Что у нее не было глаз, — тихо сказала Фальк.
— Да, глаза… отсутствовали. Мы пока не знаем, как это было сделано. Педерсен будет проводить вскрытие завтра утром.
Поколебавшись еще минуту, мужчина добавил:
— Язык тоже был отрезан.
— О боже! — воскликнула Эрика. У нее тоже пропал аппетит, и она положила половинку своей булочки на тарелку. — Это произошло давно?
— В каком смысле?
— Повреждения были свежие или успели зажить?
— Хороший вопрос. Но я сам не знаю. Надеюсь узнать подробности завтра от Педерсена.
— Может быть, тут что-то религиозное? Око за око, зуб за зуб… Или какое-то дикое проявление женоненавистничества? Ну, маньяк мог решить, что она не должна смотреть на него — и должна молчать.
Эрика говорила, эмоционально жестикулируя, и Патрик, как всегда, восхищался ее интеллектом. Сам он не додумался до этого, обдумывая возможные мотивы.