Эти мысли помогли вновь обрести сдержанность, и пальцы Мэтью вместо того, чтобы скользнуть дальше – по груди гостьи или по ее обнаженной руке, лишь поправили складки шелка на плече Уитни. Она, распахнув глаза, наблюдала за ним в зеркале.
– Вы прекрасны, – произнес он так, как сказал бы это Филипп: низким, чарующим голосом.
Уитни глубоко вдохнула, отчего грудь ее соблазнительно приподнялась. Мэтью захотелось сгрести эту женщину в объятия и рассказать, что он уже давно, еще много лет назад, влюбился в нее, а затем раздеть и отнести в свою кровать.
Но ничего этого он не сделал – лишь приказал себе: «Сосредоточься, черт побери!» – отступил назад и попытался окинуть Уитни объективным взглядом. Теперь, когда она обулась, платье казалось не таким длинным, но все равно волочилось по полу. Нужно укоротить подол. Но сперва хорошо бы выяснить, годятся ли выбранные туфли.
– Давайте посмотрим, как вы ходите в этой обуви.
Помедлив, Уитни одной рукой взяла собеседника под локоть, в другой зажала край подола и сошла с помоста. Затем она вышла из примерочной, Мэтью последовал за ней. Взяв с одного из столов букет искусственных цветов, он вручил его Уитни с наказом:
– Шагайте медленно. Широко улыбайтесь.
– От вашего внимания ничего не ускользает, – улыбнулась она, прошла немного вперед, затем повернулась и направилась к Мэтью. Но, почти дойдя до него, Уитни вдруг споткнулась, наступив на чересчур длинный подол, и выронила букет.
Мэтью поймал ее, удержав за запястья, и поставил на ноги.
– Извините, – пробормотала она.
– Не переживайте из-за этого.
Взгляд Уитни стал жестким, тело ее напряглось.
– Вчера мне из-за этого пришлось попереживать. Вы уверены, что сегодня я не обширялась и не напилась?
Что ж, он заслужил, чтобы ему швырнули эти слова в лицо.
Не отпуская ее запястий, Мэтью наклонился к лицу Уитни и глубоко втянул носом воздух.
– В вашем дыхании совершенно не чувствуется алкоголь, – заявил он, глядя на ее губы.
Она ахнула от такой наглости.
Затем он, отпустив одну руку Уитни, ладонью коснулся ее подбородка, заставляя поднять лицо.
Годы общения с Филиппом научили Мэтью различать признаки опьянения.
– Вы ничем не одурманены, – сделал он вывод.
– Вы можете это определить?
Понимая, что нужно отпустить Уитни, но вместо этого погладив ее нежную кожу под подбородком, Мэтью произнес:
– Когда становишься Боумантом, развиваешь в себе кое-какие умения, необходимые для выживания.
Она удивилась:
– Когда «становишься» Боумантом? Что это значит? Разве вы не Боумант с рождения?
Мэтью застыл. Неужели он сказал это вслух? Никогда он не говорил ничего, что могло бы подвергнуть сомнению его право быть частью этой семьи. Проклятье, всю жизнь он только и делал, что доказывал всем, что он – Боумант до кончиков ногтей.