– Хм. – Изображая глубокую задумчивость, Полина уставилась в потолок. – Это «кишки»? Или «сводит»?
– Ни то, ни другое.
– Ну, вы меня совсем запутали. Мне ничего больше на ум не приходит. Я простая деревенская девушка. У меня голова кругом идет от всей этой чертовщины. Откуда мне знать, какое слово я не должна произносить, если ваша светлость не изволит меня просветить?
Пауза затягивалась. И Грифф, и Полина с затаенным злорадством ждали, пойдет ли герцогиня на провокацию. Трудно представить, что эта дама снизойдет до того, чтобы вслух произнести такое грубое и просторечное слово, как «блин».
Никогда еще от семейного ужина Гриффин не получал такого удовольствия.
Его матери непременно нужно было кем-то управлять. Он, ее собственный сын, не в счет, и те крайние меры, к которым она прибегла вчера вечером, служили лишним тому подтверждением. Слуги Халфордов были так вышколены, что не могли дать ей возможность получать удовольствие от бесконечных придирок за их нерадивость. Грифф подумывал подарить матери шкодливую собачонку, но мисс Симмз в этом смысле гораздо эффективнее, да и лужи на ковре оставлять не будет.
Возможно, после того как эта неделя закончится, он наймет матери такую же дерзкую компаньонку, но уж позаботится, чтобы она не была столь же хорошенькой.
Девушка сверкала. Сверкала, черт ее дери! Грифф не мог отвести от нее глаз. Кристаллы сахара так до конца и не осыпались за несколько часов пути, и взгляд его помимо воли выискивал их в ее волосах, на лице и платье. Даже ресницы ее переливались.
И, что всего хуже, какой-то шальной кристаллик угнездился в уголке ее губ и не давал ему покоя, постоянно напоминал о себе, досаждая несказанно. Гриффин понимал, что кристаллик не может оставаться там вечно: во время ужина она неизбежно его слизнет, но, если вдруг этого не произойдет, он с радостью сделал бы это за нее.
– Мисс Симмз, – сказала герцогиня, – если вы думаете, что вынудите меня произносить ваши вульгаризмы, то вас ждет разочарование. Могу лишь заметить, что в словаре леди нет места сленгу, богохульству и ругательствам. А о том, чтобы подобные выражения использовала герцогиня, вообще не может быть речи.
– А, теперь я поняла: ваша светлость никогда не ругается.
– Лично я – никогда.
– И такие слова, как «блин дырявый», «дерьмо», «черт», «японский городовой», – произнесла она со смаком, откровенно наслаждаясь эффектом, – никогда не слетают с губ герцогини?
– Нет.
– Никогда?
– Никогда.
Мисс Симмз задумчиво сдвинула белесые брови.
– Что, если герцогиня наступит на гвоздь? Что, если порывом ветра с нее сорвет ее лучший напудренный парик? Даже тогда?