Гриффин стащил перчатки с рук, затем занялся исследованием места соединения своего рукава и ее платья. Ему удалось отыскать то место, где застряла пуговица. Нитка успела обмотаться вокруг нее несколько раз. Он пробовал повернуть пуговицу то в одну сторону, то в другую, с трудом удерживаясь от искушения оторвать ее напрочь, хотя и понимал, что спешка лишь повредит делу. Эта работа требовала терпения.
Терпения и выдержки.
Господи, что она с ним делает! Ее волосы цвета бренди вызывали у него жажду. Гриффин сделал глубокий вдох и тут же пожалел об этом: от нее пахло французским мылом, пудрой и еще свежестью. Сейчас ему отчаянно захотелось лизнуть ее обнаженную шею, провести языком по ключице.
Затем ниже…
Еще ниже и еще.
– У меня было сто способов опозориться этим вечером, – тихо созналась Полина. – И я каждый из них обдумала.
– Например?
– Начать с того, что я могла бы съесть гораздо больше, чем приличествует леди. Джентльмены презирают дам, которые потворствуют своим низменным желаниям.
Это стало для Гриффина откровением.
– Мы их презираем?
– Ну конечно, презираете. – Она смотрела на него с недоумением. – Во-вторых, я собиралась высказывать свои суждения по поводу и без повода, тогда как настоящие леди все мысли держат при себе.
– Не может быть, чтобы этому научила вас моя мать. Сама она никогда не держит свое мнение при себе, а предпочитает делиться с окружающими.
– Я об этом узнала не от вашей матери, а прочла в одной книге. – В голосе ее появились менторские нотки: – «Если не считать неприглядных усиков, мало что джентльмены так не любят в леди, как собственное мнение в вопросах политики». Ну, усы мне не отрастить, но я могла была сказать, что думаю о хлебных законах.
– О хлебных законах? – не удержался он от смеха.
– Вы не считаете это неуместным?
– Я думаю, вы сильно преувеличиваете способность мужчины вести беседу о новых правилах ввоза зерна, когда взгляду его открывается такой вид.
Он позволил себе заглянуть в ее декольте, туда, куда ему весь вечер хотелось нырнуть. Два нежных бледных холмика прижимались к кайме лифа. Как подушечки-близнецы. Его взгляд перескакивал с одной подушечки на другую, не в силах сосредоточиться.
– Да это ничего, – игривым шепотом сообщила Полина. – Я и сама то и дело на них посматриваю. Этот корсет – чудо инженерной мысли.
– Я думаю, это магия.
– Да не магия это, а фокус. Вот, чувствуете? – Она взяла его руку и поднесла к своей груди.
Грифф остолбенел. Похоть взяла его в тиски.
– Там, в корсете, ватная набивка. Вы что, ее не чувствуете?
Она накрыла его руку своей, демонстрируя, где набивка, а где живая плоть.