– Спасибо, – сказала Майя. – Я отношусь к этому философски.
– Правильно, – одобрила Шарлотта и еще раз сжала Майе руку.
Перл заняла позицию на другой стороне крокетной площадки, пройдя за время их беседы первые восемь ворот.
– Я набрала тридцать очков, – объявила она. – Твоя очередь, Шарлотта.
– Иду! – Шарлотта заулыбалась. – Кстати, – обернулась она к Майе, – отличная стрижка! Тебе очень идет.
– Ты считаешь? – Майя пощупала свой голый затылок.
– Да, еще как! Хотя ты так хороша, что тебя ничто не испортит.
– О!..
– Да. Я так и сказала Люку в машине по пути сюда: ты сама не представляешь, до чего хороша.
Майя смущенно улыбнулась.
– До тебя мне все равно далеко.
– Я не напрашиваюсь на комплимент, – неожиданно резко ответила Шарлотта.
– Я знаю, просто…
– Это не соревнование, – проговорила Шарлотта, выдерживая паузы между словами. – Или как?
– Что?..
Шарлотта уставилась на Майю ледяным взглядом. Потом лед растаял, Шарлотта улыбнулась.
– Моя очередь! – звонко крикнула она. – Играем!
«Настоящие жены» купили на ужин спагетти и чесночный хлеб для детей, ризотто с грибами и помидорный салат для взрослых. С 16.30 и до самого ужина кухня превратилась в проходной двор пополам с фабрикой: взрослые что-то непрерывно нарезали, наливали, размешивали, пили и при этом болтали, кричали, спорили, смеялись, снимали пробы. Прибегали и убегали дети, запотевали окна, Кэт включала музыку при помощи айфона и переносных колонок. То был апофеоз семейных каникул.
Майя вспомнила свой первый загородный уик-энд с семьей Эдриана. Она тогда ужасно волновалась, но все получилось как в прекрасном сне. Шутки, шум голосов, тепло, смех. Почему-то ей вспомнилось собственное детство, чистенький домик под Мейдстоном, где они жили со старшим братом; когда ей исполнилось 11 лет, брат умер, и она на следующие семь лет осталась единственным ребенком в семье; компанию ей составляли только родители и немой попугай-корелла Пенни. Счет членов ее семьи занял бы две секунды и вызвал бы только грусть. Перемешивать там было некого. До встречи с Эдрианом она жила в уверенности, что семьи только такими и бывают.
Но теперь она относилась ко всей Эдриановой ораве иначе. Для нее это была не семья, не что-то сверхъестественное, волшебное, а шлюпка с пережившими кораблекрушение, почти что группа взаимной поддержки «Эдриан и анонимы». Каждый носил невидимый шрам: у кого-то он был глубже, у кого-то – мельче, но без шрама не обошелся никто.
Сьюзи, например. Майя всегда подозревала, что, если бы Эдриан ее не бросил, она бы бросила его сама. Слишком рано они поженились и завели детей. А потом возмужали и друг друга переросли. И все-таки каково это – знать, что тебе так долго лгали? И кто – отец твоих детей! Каково это – одной укладывать детей спать, объяснять, почему папа не прочтет им сегодня сказку на ночь: папа в Лондоне, читает сказки другим детям, которых ему родила другая женщина… Каково это – жить с хрупким, сердитым Люком все годы его отравленных детства и юности?